Игумен Петр (Мажетов)    

Так мыслят святые души

Это очень яркое, сильное внушение – многие духовники его приводят в проповедях, беседах. Оно заряжено энергией глубокого покаяния, смирения, решимости. Его смысл близок известным святоотеческим максимам – например Пимена Великого: «Поверьте, чада, где сатана, там и я буду», – или сапожника из Александрии, у коего Бог преподобного Антония Великого поучиться отправил: «Все спасутся, один я погибну», – повторял этот богоугодивший ремесленник… И это всё не просто какие-то эмоциональные, ничего не значащие причитания! Нет, так мыслят святые души.

Явно понимая, что ты проклят, ничего, кроме ада, за свои грехи не наследуешь, ты тем не менее не теряешь надежды, что Господь по Своей великой милости, благости и любви к роду человеческому снизойдет и во ад твоей души. Сам ты трезво осознаешь, что ты своими грехами себе уже изработал, – так что полностью себя лишаешь даже права быть человеком, и не то что человеком, а вообще живым существом, – согласен на то, чтобы тебя ввергли в преисподнюю. И отдаешь себе отчет в том, что это значит. Всецелое лишение радости быть.

Но грех – это и есть небытие. Вот так прочувствовать, что он сделал с твоей жизнью при твоем ранее соизволении, и при этом уповать на Создателя как Владыку всех и всяческого, Сына Своего Единородного не пожалевшего, чтобы нас спасти, – разве это ни есть уже залог спасения?

Господь наш Иисус Христос добровольно пошел на муки и смерть и даже во ад сошел за любой душой, жаждущей Спасителя, – неужели же я не возжелаю исповедовать своей жизнью: «Господи! Смерть Твоя не напрасна. Я недостоин жизни. Но Ты меня Своей смертью уже спас! Я Тебя, Господи, исповедую! Подвиг Твой и на мне не тщетен». Только вот так, из глубины ада, может быть, и возможно всецело – неуничтожимыми, что бы ни случилось, – всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем разумением твоим, и всею крепостию твоею (Мк. 12: 30) возлюбить Господа Бога.

«Не в тебе дело»

Что толку предаваться черной маниакальной депрессии: «Я – конченный грешник…» – «Не в тебе дело!» – как говорили псково-печерские старцы. И диавол – не владыка всего! Сколько бы тебя лукавый ни наущал, а ты ни разрушал сам себя, внимая «человекоубийце искони», – в основе тебя образ Божий. А значит, способность любить.

Помните, у Ф.М. Достоевского в романе «Преступление и наказание» как тонко проведена эта интуиция: люди, даже находясь в самой топкой пучине греха, молясь друг за друга, тем самым высвобождаются – точно вспыхивает в них эта способность любить, быть любимыми, и она оказывается живительной. Но ухватиться за этот подчас и слабый лучик той любви, что мы, люди, еле-еле, бывает, впускаем в этот мир, сможет только тот из нас, кто «держит ум твой во аде». Для кого желанна эта хотя бы толика Света. И кто не отчаялся.

Надо прежде всего иметь смирение. И помнить: всё – милость Божия

А тут надо прежде всего иметь смирение. И малому обрадоваться – а нас попробуй сейчас чего-нибудь лиши: взгляда даже доброго, привилегии какой-нибудь, вещички-безделицы, комфорта… – и мы уже разобижены дальше некуда, разгневаны, негодуем, ропщем, проклинаем, возмущены! Любой даже не самый страшный диагноз – для нас жуткое потрясение. И сразу мы вспоминаем о правах своих на «медицинское обслуживание», врачей осуждаем: не так посмотрел, не заинтересовался, не выслушал, не объяснил! А сказано: «Держи ум твой во аде…» Ничего-то мы на самом деле не достойны, и жизни самой… А всё это – милость Божия. «Вся пища мира – это любовь Божия, которая стала съедобной». Точно так же и воздух, и вода, и – всё, всё, всё. Я – ничто. Я – во аде. Только не надо при этом и вскипать в квазивеличии своей гордыни: «я – ТАКОЙ грешник…» «Не в тебе дело».

Три опасности

Вот преподобный Силуан Афонский, аки один из древних, мог это острие откровения, посланного ему, удержать – никуда не уклоняясь: ни вправо, ни влево. Эта фраза, оставленная нам святым, – духовный Эверест. Пусть на самый пик мы и не взберемся, но она уже нам открывает путь наверх, который парадоксальным образом в духовной жизни всегда пролегает по низинам смирения.

Иначе могут быть три опасности. Во-первых, сорваться в бездну своего же воображения (через которое мы, кстати, связаны, как говорят святые отцы, с миром демонов-живописателей) – уйти в некое такое смакование адских мук, саможаление в завороженности ими. Ум и воображение – это все-таки разные вещи, это надо иметь в виду.

Не смакуй муки адские, и не сочиняй про себя: мол, ничего-то я из себя не представляю

Во-вторых, так можно и смирение себе в этом своем чувственном трансе насочинять: «Ничего-то я из себя не представляю, и вот что со мной из-за этого происходит…» А тут можно так нахлебаться этой горечи тоски и печали самобичевания, что человек уже и не выберется потом из этого нагромождения над самими собой кругов ада. Так и психически повреждаются.

В-третьих, нельзя успокоиться констатацией: «Да, я грешник, достоин ада, но я и не отчаиваюсь, потому как и не рассчитываю на большее», – и тем самым плотоугодливый миролюбец, наплевав на необходимость подвизаться, еще и исполнителем формулы преподобного Силуана Афонского глумливо себя может почитать: «Прям про меня сказано!»

Это всё какие-то прельщенные состояния. Может быть, и не прелесть, потому как она подстерегает уже в сфере духовной, а посему и угодить в нее могут люди только духовные. Но вот на уровне душевном и уж тем более плотском это откровение: «Держи ум твой во аде и не отчаивайся», – данное титану духа, лучше не применять это точно.

Как стяжать немечтательные покаяние и смирение?

Это наставление подобно, как и всякое слово Божие, мечу обоюдоострому: оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов и судит помышления и намерения сердечные (Евр. 4: 12).

Но актуальным оно может быть все-таки и для нас. Если мы как раз будем учитывать свою меру и не штурмовать Эверест без снаряжения и инструктажа. А получить таковые можно в писаниях святых отцов, таких, например, как святители Игнатий (Брянчанинов) и Феофан Затворник – кому кто ближе. Они очень подробно описывают то, как стяжать немечтательные покаяние и смирение. У них нет излишнего пафоса, они и исходят из понимания того, что мы, современные люди, к высокодуховным подвигам не способны. Но это не значит, что нам не надо двигаться вверх. Направление нашего пути здесь и дальнейшую траекторию наших душ уже в вечности определяет. Вот святители-просветители и показывают нам крепкие – там, где не сорвешься, – хорошо исхоженные подвижниками тропы вверх. Можно также афонских старцев наших дней читать: поучения, например, великого, но так по-отцовски нежно снисходящего к нашим немощам преподобного Иосифа Исихаста. А наши Глинские старцы, Оптинские старцы, Псково-Печерские какие нам наставления оставили! Нам же всё это открыто. Просто надо читать с рассуждением, которое они и прививают своим ведомым и неведомым чадам-читателям.

И вот если так подходить, то подсказка, оставленная нам через преподобного Силуана Афонского, просто возгревает в наших душах ревность достичь смирения и упования на Господа. Не на свои заслуги – а только на исцеляющие смертные раны Христа. Что может быть в этом мире ценнее их? Крови Христовой, за нас изливаемой во оставление грехов, Тела Господня, за нас ломимого (ср.: Мф. 26: 26–28)…

Корабль тонет, когда вода внутри

Этот мир гремит, и блестит, и сверкает, и пахнет, и крутит – похоти разжигает, гордость взбеленить норовит и тем самым увязать, бедных, в этот свальный клубок страстей… Чтобы здесь, в мире сем, всё сокровище свое полагали (см.: Мф. 6: 21) и себя проявляли, но тут-то нас враг и хватает, свивает по рукам и ногам. Антоний Великий видел воочию эти сети диавола. Мир этот точно выворачивает человека наизнанку, заставляя жить чревом, внушая, будто жизнь духа безлика, скучновата и пуста. Но это-то очередной обман лукавого! Человек, кто хоть в малом старается держаться правды, просто говорить правду, какой бы они ни была, и всё! – уже прочувствует козни бесов. Там что-то не сойдется, там… Главное, чтобы в тебе самом не было лжи. Это, знаете, как говорят: корабль тонет, когда вода внутри.

Всё-то мирское на самом деле проходит, разрушается, сгнивает – не дайте себя затянуть в этот тлен. Сквозь призму духовного ориентира – «Держи ум твой во аде…» – мы и можем опростаться от этого суетного водоворота – словно спустившись на самое дно и оттолкнувшись от него ногами, чтобы нас вытолкнуло на свободу! Что нам стоит взять да и не пойти на поводу ни обольщений врага, ни взвинчиваемой им же ярости вследствие желания или невозможности их достигнуть.

Но, с другой стороны, нам сказано: «…и не отчаивайся». Не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его (1 Кор. 2: 9). Подожди немного. Что бы тут ни происходило, как бы мир этот и его миродержец ни соблазнял или не гнал – терпением вашим спасайте души ваши (Лк. 21: 19).

«Я внезапно ощутил себя свободным!»

У меня вот был в самом начале моего монашеского пути такой случай. Как-то раз прихожу после богослужения – великий праздник был, возможно, даже после поста, Рождество или просто какой-то Господский: Вознесение или Преображение, – трапеза изобилует… А я присел за стол. Братия еще не вся собралась. Думаю: «Дай-ка я помолюсь (что я тут сижу, облизываюсь)». И ушел я в молитву, буквально на пять минут, – просто четку тяну с Иисусовой… Поднимаю глаза: тот же стол, те же яства…

Но у меня вдруг пропала эта тянущая знакомая всем истома предвкушения – еда просто стала едой, такой, какой она на самом деле и является, когда мы ее уже начинаем есть. Знаете же это чувство во время особенно Великого поста: «Вот сейчас пост закончится, и я наемся!!» А потом ешь и думаешь: «Ну и что?!!»

В этом тоже, может быть, одна из целей поста (как и молитвы – в моем случае): развеять эти псевдочары чрезмерного обаяния этого мира. Еда как еда. Для меня точно выключили эту частоту заманивания. Я внезапно ощутил себя свободным!

Пять минут назад я был оглушен видом праздничной трапезы – а теперь видел просто еду: молитва развеяла чары

Вот пять минут назад я был оглоушен этой сочной пленяющей перспективой стола (для кого-то эта экспрессия может особо проявляться в каких-то вожделенных утехах плоти, что рисуются бесами в случае прелюбодеяния или блуда чуть ли не как предстоящие небесные восторги, а на деле они оказываются низостью и пошлостью; или в плане какого-то карьерного тешащего тщеславие роста…) – и вдруг это всё исчезло! Именно вот это всё художество соблазна. Осталась еда как еда. Но и ею пренебрегать не надо, покуда мы еще в теле.

Бодрствуйте

Это другая крайность, в которую тут же, поняв, что ты вышел из-под его гипноза, сбивает тебя враг. Он начинает нагнетать это отвращение к милости Божией, являемой нам, например, и через пищу, подкрепляющую нас. Знаете же, это определение нашего тела как того самого осленка: недокормишь, перестегаешь – упадет, и не доедешь до Царствия Небесного; а перекормишь – взбесится, и тоже ему уже будет не до твоих целей да направлений пути.

И вот, помню, стал меня враг искушать какой-то апатией, я уже точно с неприязнью за стол садился. Мне как-то и есть в общем-то не хотелось – совершенная какая-то потеря аппетита. Я стал худеть, а это в целом истончение этой нашей дебелости, защищающей нас, духовно незрелых, и от мира падших духов, чревато – что известно из писаний святых отцов. Слава Богу, я находился под руководством моего духовника, и отец Авраам (Рейдман), ныне схиархимандрит, уже тогда просто, помню, брата напротив меня сажал, и тот следил за тем, чтобы я ел как следует.

Так что завещание преподобного Силуана можно только с рассуждением, под руководством кого-то духовно опытного в своей жизни воплощать. «Держи ум твой во аде…» – то есть не поддавайся прелестям мира сего, умей сбивать спесь обольстителя, противостоять ему покаянием, помыслом о вечном воздаянии за гробом: те, кто живут здесь в сластях да в гордыне, в аду и окажутся. Но в то же время: «и не отчаивайся»! Потому что ловушка отчаяния тут же – зазеваешься, а она расставлена рядом, – готова тебя поглотить: лишить и мира, и радости, и покоя, и бодрости духа.

Итак, бодрствуйте, потому что не знаете ни дня, ни часа, в который приидет Сын Человеческий (Мф. 25: 13).