Вечерня отошла, последний возглас клира
 Замолк под сводами, волнуется народ;
 Молитва кончена, и снова голос мира
 В растворенную дверь детей своих зовет.
 Покорная ему, спешит толпа густая -
 Те к отдыху домой, а те - к ночным трудам;
 Кто набожно крестясь, кто нищих оделяя;
 Народ расходится, пустеет Божий храм.
 Пустеет... только там старушка у иконы
 Да дряхлый инвалид осталися одни;
 И те, спеша уйти, последние поклоны
 Творят размашисто; вот вышли и они.
 За ними вслед прошел священник торопливо,
 И звук его шагов на каменном полу
 Замолк на паперти; и сторож молчаливый
 Лампады потушил и тихо сел в углу.
 Вечерний солнца луч, в окошко проникая,
 Скользит и движется по стенам и столбам,
 И лики темные, как будто оживая,
 Глядят таинственно, являясь тут и там.
 Порой блеснет оклад, мелькнет резная рама,
 Иль сцена библией завещанных картин;
 Кругом и полумрак, и тишь пустого храма...
 Вот сторож задремал. Теперь я здесь один.
 Один... нет, не один!.. Мне слышится рыданье;
 Здесь плачут, здесь скорбят - здесь люди быть должны!
 Еще здесь кто-то ждал, тая в груди страданье,
 Уединения, безлюдья, тишины.
 Ищу, кто б это был? Чье горе, укрываясь,
 Пришло наедине излиться пред Творцом?
 Вон группа... женщина, слезами заливаясь,
 С малютками детьми склонилась над крестом;
 Невидим за столбом, я вижу их свободно.
 Бедняжка думает, что здесь она одна,
 И пред распятием, припав к плите холодной,
 Рыдает, жаркою мольбой поглощена,
 Как будто хочет всё, весь гнет сердечной боли
 С ней вылить из души растерзанной своей.
 Малютки - старшему девятый год, не боле -
 Сробели, бедные, и плачут вместе с ней.
 Сынишка, к матери припав и обнимая,
 “Не плачь, мамашенька, - ей нежно говорил, -
 Скажи мне, кто тебя обидеть мог, родная?
 Скажи, я заступлюсь, Господь пошлет мне сил...”
 И гневом, и мольбой горят его глазёнки,
 И судорожно сжат безвредный кулачок;
 А рядом девочка, сложив свои ручонки,
 Глядит сквозь слёз на мать, и детский голосок
 Лепечет: “Господи! утешь её, мамашу;
 Я буду умница, не стану я грешить;
 Тебе ведь можно всё, верни скорей папашу,
 Чтобы не плакать нам и в чёрном не ходить”.
 И группу скорбную как будто осеняя,
 Воздвиглося над ней распятье в высоте;
 И к плачущим с него, объятье простирая,
 Склонился Праведник, распятый на кресте.
 Забыв о собственном страдании суровом,
 Покрытый язвами и кровию облит,
 Склонил он бледный лик в венке своем терновом
 И, полный благости, с любовию глядит.
 Случайно освещен в тот миг лучом заката,
 Он, мнится, говорит им взглядом кротких глаз:
 “Идите все ко Мне, кого гнетёт утрата,
 Ко Мне, скорбящие, - Я успокою вас!"

М.П.Розенгейм