ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО О НЕЗАКРЫТОЙ ПРОБЛЕМЕ

  То, что происходит вокруг так называемого «панк-молебна», уже превратилось в некое подобие дела Дрейфуса. Отношение к его участницам, находящимся под стражей, становится не больше не меньше, как тестом на истинное Православие. Накал страстей так велик, что публичные дебаты по этому поводу все чаще заканчиваются обвинениями и даже оскорблениями. Суть происходящего все более затуманивается, страсти и эмоции выплескиваются наружу и обретают форму коллективных писем, публичных заявлений и виртуальных хлопаний дверьми.

В этой ситуации мне кажется крайне важным вновь вкратце проанализировать эти события в их исторической перспективе.

При этом сразу оговорюсь, что не стану призывать строго покарать кощунниц, как и воздержусь от призывов немедленно излить на них реки милосердия и всепрощения. В первую очередь потому, что эти призывы, как и письма, воззвания или коллективные выступления, никак не повлияют на развитие событий.

А развиваться они будут, судя по всему, следующим образом.

Актуальщиц, конечно, отпустят на свободу, возможно с условным сроком. Будет торжественная встреча, сопровождаемая новыми агрессивными антицерковными заявлениями и призывами. А через некоторое время бывших акционисток можно будет встретить с бокалом шампанского на открытии международного форума актуального искусства в роли кураторов. На их место придут другие. И антиклерикальная революция, сопровождаемая еще гораздо более серьезными и опасными акциями, – продолжится.

В связи с этим мне кажется чрезвычайно важным попытаться сформулировать проблему, выявив, по возможности, те ее стороны, которые не лежат на поверхности. Сделать это необходимо как можно более понятно и четко, избегая излишней политкорректности, поскольку болезнь зашла уже в ту стадию, когда неверный или неточный диагноз может привести к нехорошим последствиям.

В первую очередь нужно вновь обратить внимание на природу этой акции и ее контекст. Несмотря на участившиеся попытки перевести ее в политическое поле, она, тем не менее, однозначно находилась и находится в контексте актуального искусства. Это, в свою очередь, не отрицает социально-политической составляющей радикального акционизма, но это, что называется, «побочный тренд». Основу же его составляет бунт, причем бунт не поверхностный – а онтологический, духовный, направленный не только против традиционного сознания, но и против самих основ бытия.

Таким образом, христоненавистничество в сочетании с ультралевыми идеями и есть то, что является основным содержанием этого явления. Можно сказать, что на амвоне в храме Христа Спасителя вместе с обезумевшими женщинами плясал Троцкий с ледорубом в беспокойной голове.

Основная цель и одновременно содержание актуального акционизма – это провокация. Единственным критерием его является масштаб реакции на эту провокацию. Акция в храме Христа Спасителя, безусловно, войдет в катехизис актуального искусства, возможно даже затмив собой Венский акционизм и события 1968 года. Такой удачи организаторы, кураторы и вдохновители этой провокации, думаю, даже и не ожидали. Они подняли волну, которая реально стала угрожать церковному единству.

Понимая, что уврачевание этой беды не в моих силах, попытаюсь, тем не менее, привести аргументы, которые, может быть, заставят задуматься кого-нибудь из рядов активных сторонников церковного покаяния перед «невинно осужденными» и «милости к падшим».

Для этого мне кажется необходимым последовательно разобрать некоторые заблуждения защитников томящихся за решеткой актуальщиц, которые за этот короткий период превратились в устоявшиеся фантомы сознания.

Первое из них основано на уверенности в том, что никакого намеренного кощунства с их стороны не было, а речь может идти лишь о неразумии запутавшихся женщин; и наш христианский долг – проявить к ним милосердие.

Не буду касаться канонических сторон совершенного действа. Об этом написано и сказано уже столько, что материалов легко хватит на недельную научную конференцию по каноническому праву. Скажу лишь следующее: когда нам плюют в лицо с единственной целью – выказать свое презрение и ненависть, – простить и проявить милосердие, наверное, необходимо. Но когда то же самое делают со святынями, которые нам должны быть дороже жизни, я так однозначно утверждать это же не могу. Однако точно знаю: никаких других мотивов, кроме глубокой ненависти к Церкви, и никакой другой цели, кроме циничной и далеко идущей перманентной провокации, у организаторов, кураторов и участниц этой акции не было.

Далее необходимо коснуться расхожего опасения, что мы медленно превращаемся в «Республику Иран» с неким аналогом православного шариата. Поскольку такого мнения придерживаются, как правило, поклонники европейских демократий, хотелось бы совершить краткий экскурс в структуру уголовного законодательства ряда европейских стран. В результате мы можем обнаружить, что в них присутствуют статьи, предусматривающие наказание за оскорбление религии. Такие статьи есть и в Италии, и в Испании, и в Германии. Поскольку немецкое законодательство в религиозной сфере самое развитое, то остановимся на нем.

В нем мы можем прочитать, например, следующие положения: «Кто публично или путем распространения письменных материалов оскорбляет любым способом содержание религиозных или мировоззренческих убеждений… тот наказывается лишением свободы на срок до трех лет»[1]. Необходимым признаком состава преступления по этой статье является то, что указанное деяние совершается публично. Рассмотрев достаточно обширную судебную практику по этому закону, можно увидеть, что судебному преследованию подвергались лица, совершившие гораздо более безобидные деяния, чем наши панк-феминистки. Например, можно отметить одно похожее дело, которое сейчас рассматривается в суде г. Кельна. Накануне праздника Пасхи в Германии запрещены публичные увеселительные мероприятия. Группа акционистов-антиклерикалов в знак протеста против этого закона устроила пляски в обнаженном виде на площади перед Кельнским собором в Великую пятницу. Были произведены аресты, и сейчас идет долгое и скучное судебное разбирательство. Есть предположение, что зачинщики этой акции – сядут. И, заметьте, никому в голову не приходит писать письмо папе Римскому с требованием остановить беззаконие.

Таким образом, утверждение, что на Россию надвигается православный фашизм, является ложью и представляет собой ярко выраженный троцкистский синдром. В сравнении с законами большинства европейских государств наше законодательство в религиозной сфере – ультралиберально, оно представляет собой смесь атеистического советского и антиклерикального французского.

И, наконец, третий блок уже устоявшихся мифологем, которые формулируются примерно следующим образом: «Дело не в акции панк-феминисток и даже не в них самих. А дело в реакции православного сообщества, требующего немедленной и жестокой расправы». Я специально привел эти слова в виде цитаты, поскольку именно этими словами разъяснил мне свою позицию один из подписантов письма патриарху в частной интернет-беседе.

Не буду рассуждать о том, насколько эта «страшная» реакция православного сообщества является большей проблемой, чем, например, ювенальная юстиция или расширяющееся влияние сект в образовании, и может ли она являться поводом для расшатывания церковного единства. На этот вопрос ответят люди, имеющие больший авторитет в Церкви. Я же вновь напомню о «наболевшем».

Как уже упоминалось, главная цель и одновременно суть радикального актуального искусства – это провокация. Именно это роднит его с ультралевыми социально-политическими движениями и является основой для создания конгломерата, напоминающего интернационал. Активисты анархо-бомбистского толка плавно перетекают в среду радикального акционизма и обратно. Интеллектуалы-троцкисты, курирующие артпроекты, нередко по совместительству являются идеологами и участниками радикальных ультралевых политических группировок. Это среда, живущая общими смыслами, целями и идеями.

Кроме того, это очень хорошо организованный и структурированный мир, имеющий огромный опыт провокаций, сочувствующую прессу и Интернет-ресурсы. Он глобален и интернационален. Самым главным и стратегическим врагом для него является традиционное сознание и Церковь, его в большой степени олицетворяющая. Это среда, для которой мы являемся самым страшным препятствием для экспансии – как в культуре, так и в общественной жизни. И именно отсюда, из этой среды, исходит это хорошо продуманное и тонко просчитанное нападение на Церковь, которое для нас по-прежнему является не до конца осознанной реальностью.

В качестве еще одного доказательства профессиональной манипуляции нашей реакцией, которая для организаторов всего этого вполне предсказуема и даже управляема, приведу еще один пример. Параллельно с акцией в храме Христа Спасителя произошла еще одна: мужчина порубил топором иконы в одном из храмов, что стало точным повтором акции Тер-Оганьяна «Юный безбожник». Этот мужчина был почти сразу же арестован и находится под стражей. Возникает вопрос: почему все внимание направлено на столичных акционисток, а о нем никто не вспоминает?

Потому что это событие произошло в провинции?

Нет, потому что оно находится вне контекста актуального искусства. Если бы на месте этого безумца был Тер-Оганьян, то мы были бы свидетелями невероятной истерии по поводу преследования инакомыслия «православными фашистами» при содействии карательной машины государства. И позволю себе крамольное предположение: возможно, возникло бы еще одно письмо к патриарху с призывом проявить милосердие.

Таким образом, антиклерикальная революция расширяется и набирает силу. И как 100 лет назад ее авангардом и, в определенном смысле, кузницей смыслов был футуризм, так и сегодня его роль играет актуальное искусство. Его метод – провокация; его оружие – акционизм, пресса и Интернет. Участвуя в этих провокациях по не нами написанному сценарию, мы, увы, тоже становимся оружием против Церкви. Пора это осознать и трезво посмотреть на ситуацию. Иначе будет поздно.

[1] Основной закон Федеративной Республики Германия. Бонн, 1996. С. 14.