Воспоминания об архиепископе Иоанне Шанхайском

В 2008 году Русская Православная Церковь причислила к лику святых архиепископа Иоанна Шанхайского. Святитель задолго до своего прославления на родине присутствовал в России в различных рассказах о нем, необыкновенных историях, связанных с его именем, в молитвах к нему. Все, кто знал святителя, в один голос говорят о его апостольской простоте. Для Владимира Рэна, потомка русских эмигрантов первой волны, знакомство со святителем началось с того, что владыка поручил ему, тогда десятилетнему мальчику, держать свой посох.

– Владимир Владимирович, расскажите, пожалуйста, о вашей первой встрече с архиепископом Иоанном Шанхайским.

– Я познакомился с архиепископом Иоанном Шанхайским (мы его всегда так называли) 21 июля 1951 года, в день его прилета во Францию из США, где он тогда временно находился после изгнания из Китая и короткого пребывания на Филиппинском острове Тубабао. Архиепископ приехал из аэропорта Орли прямо в Медон, где он обосновался, посетил там православный храм и сразу поехал в Париж, в храм на улице Эрланже. Этот храм (он располагался в хорошем районе города) для проведения служб «одолжили» владыке Леонтию Женевскому протестанты. В те годы (1946–1950) была очень многочисленная эмиграция из Югославии на Запад – во Францию, потом в Соединенные Штаты и другие страны; Толстовский фонд очень много этим занимался, и в том числе владыка Леонтий, поэтому он часто бывал в Париже. И я в те годы прислуживал владыке Леонтию в Париже, в Медоне и в Женеве.

И вот мы узнаем, что только что прилетел в Париж архиепископ Иоанн Шанхайский. Как только он вошел в храм, я взял его посох. И стоял около него с первого момента, как он вступил в православную церковь на французской земле. Я был тогда мальчиком, мне было 11 лет. Удивительно было то, что владыка читал Евангелия наизусть. Он совершенно все знал наизусть, и это всех просто потрясло. И мы сразу почувствовали вокруг этого человека особое светлое сияние. От него веяло благодатью Божией. И все мы это ощутили. Единственно, чему владыка воспротивился, это когда на следующий день в конце литургии подходили прикладываться ко кресту женщины с накрашенными губами. Он сказал: «Пожалуйста, когда к кресту прикладываетесь, помаду стирайте с губ». Но эти же женщины приходили на богослужение с непокрытой головой. И строгий архиепископом Иоанн Шанхайский никогда по этому поводу замечания не делал, ибо он сам видел, как в императорской России платки надевали на голову только крестьянки в деревнях, а в городах дамы приходили в храм обычно в шляпах или с непокрытой головой. Девочки, подростки и барышни вообще никогда платков на голову не надевали, и это хорошо видно на фотографиях, сделанных в российских церквях до 1917 года. Поэтому после 1920 года женщины первой волны русской эмиграции, рассеянной по всему миру, никогда платков на голову не надевали и очень редко шляпу, а девочки и барышни – никогда.

Владыка Иоанн был всегда очень строг к себе и ко всем нам, прислужникам, но вопрос «косыночек» у него не существовал.

– Сколько по времени длился тот период, в который вы общались с владыкой Иоанном?

– Близко – как минимум восемь лет. Я с ним общался в Париже, в Женеве, в Брюсселе.

– Каким вам запомнился владыка Иоанн?

– Владыка Иоанн жил очень особенно. Он всегда носил сандалии на босу ногу – и зимой, и летом; ходил в одном подряснике, который часто был одет просто на тело. Он был сгорбленный, потому что он никогда не ложился ни в постель, ни на пол. У него было кресло (которое существует еще где-то), в котором он только совсем немножко дремал. Ночью владыка Иоанн молился. Многие думали, что он сгорбленный такой, потому что носит вериги. Но владыка вериги не носил, а горбился оттого, что спал в кресле.

Его все очень искренне любили и уважали. Особенно молодежь. И владыка Иоанн очень много времени посвящал детям.

Почему я, потомок русских первой эмиграции, сегодня с вами говорю по-русски, хотя я родился во Франции и вырос во Франции? Потому что мы, дети эмигрантов первой волны, воспитаны в любви к России и в православной вере. Наши родители всегда нам рассказывали о великой России.

И с первых лет нас учили молиться перед сном и по утрам. Дома мудрые наши родители с детьми говорили только на русском языке, рассказывали и читали нам русские сказки. И у нас понятие русскости, если можно так сказать, связано с Православием. Была святая Русь, она такой и осталась. И русский язык особенный, уникальный. Это богатейший язык, он очень эмоциональный, он очень широкий. Когда святой Владимир решил крестить свой народ, он принял верное решение, потому что Православие соответствует духу русских людей, причем не только тех, которые тогда населяли Киевскую Русь. Православие соответствует духу всех людей, которые говорят по-русски. Это очень важно.

Все исходит от Церкви. Это была сила всей русской эмиграции. Где бы ни оказывались эмигранты из России, в какой бы далекий маленький городок их ни забрасывало, там обязательно был священник и сразу же организовывалась маленькая церковь. А Церковь воспитывала так, как воспитывала на протяжении многих веков. Вся культура шла через Церковь. И у нас все наше воспитание было связано с храмом. Мальчики прислуживали, дети пели в хорах, всегда была четверговая школа, где преподавали историю России, закон Божий. Нас учили читать и писать по-русски. Ставили спектакли – литературные и детские сказки. Учили музыке. Занимались с нами гимнастикой.

В Париже существовала Русская гимназия; под Парижем – Кадетский корпус.

И вот в такой атмосфере мы жили, когда приехал владыка Иоанн Шанхайский. У нас была организация молодежная, которая называлась «Витязи», – она и сейчас еще существует. Летом «Витязи» организовывали лагерь в горах, в Альпах, около Гренобля, в городке Ляфрэ. Были и другие лагеря. И обязательно в любом лагере мачта с трехцветным флагом. Обязательно священник. Служились литургии, всенощные, заутрени. Утром – на молитву, каждый раз, как флаг поднимался, все выстраивались – маленькие и постарше – и хором пели «Царю Небесный», «Коль славен наш Господь», другое. Архиепископ Иоанн Шанхайский приезжал в лагеря, особенно к «Витязям». Он толковал с детьми и подростками, проводил с ними много времени. Он духовно воспитывал всех нас.

– Что из вашего общения с владыкой Иоанном Шанхайским вам особенно врезалось в память?

– Я хочу вам рассказать и о том, как владыка Иоанн исцелил мальчика.

Жила одна женщина, Варвара Павловна Кузьмина. У нее был лицей в Петербурге, где она преподавала французский и другие языки (английский и немецкий). Это был знаменитый лицей. В нем каждую неделю меняли язык: дети должны были каждую неделю на другом языке говорить. Хорошее преподавание иностранных языков было обычным делом в императорской России, поэтому эмигранты, оказавшись в других странах после революции, не были в растерянности, так как все знали иностранные языки. Варвара Павловна Кузьмина после революции очутилась в Болгарии, в Софии, где у нее был огромный лицей – четыре тысячи учеников (многие, конечно, дети эмигрантов). Во время войны этот лицей был разрушен бомбардировками. Единственный угол, который уцелел, это был угол библиотеки, где были ее иконы. Иконы были повреждены горячим воздухом (это было заметно: риза вся почернела), но уцелели. Я видел эти иконы. Варвара Павловна вместе с Ольгой Михайловной Скрипициной, своей коллегой, которая была специалистом по французскому языку, приехали (а им уже было около 80 лет) в Париж. Они получили 5 тысяч франков от французского Министерства образования в награду за то, что они распространяли французский язык. И вот вместо того чтобы спокойно жить на эти довольно большие деньги, эти женщины арендовали старый замок под Парижем в деревушке Тионвиль, в 60 км от Парижа, и организовали там школу. Варвара Павловна связалась с несколькими своими бывшими учениками, в том числе и с моей мамой, и я оказался первым ее учеником. Вскоре нас стало с десяток. И туда приезжал архиепископ Иоанн Шанхайский. В 1952 году я уже учился во французский лицее, но в одно воскресенье мы туда приехали. Я говорю «мы», потому что мой отец повез туда владыку Иоанна, мою маму, меня и мою сестру на своем автомобиле – тогда автомобилей было мало. И вот мы приехали. Учеников было уже 20. В комнате поставили антиминс, служили литургию. Я прислуживал. И вдруг приходит вся в слезах одна женщина, Наталья Макаренко. «Владыка, – говорит, – мой сын, ему 4 года, умирает. У него какой-то вирус, он был в больнице, но главный врач отправил его домой, сказав, что он безнадежный. Отправил, чтобы он умер дома. Причастите его, пожалуйста». Мальчик был в бреду, температура была больше 40?C. Владыка после литургии пошел к нему с чашей, я был вместе с ним. Пришли к мальчику. Владыка очень долго, сильно молился. Потом говорит: «Ваш мальчик будет жить».

Мы пошли обедать. Закончили обед – прошло где-то полтора часа. И вдруг видим: во дворе бегает мальчик. Он был совершенно исцелен, жар у него прошел, все у него восстановилось. И мать его послала играть с другими детьми. Владыка его вернул к жизни!

У этого мальчика очень интересно сложилась судьба. Он родился во Франции, получил блестящее образование, начал дипломатическую карьеру. И он с 1998 года был генеральным консулом Франции в Петербурге. Его зовут Михаил Кельчевский.

Прошло много-много лет, я не видел мать его и всю его семью с того времени. И вот в 1994 году я как-то вхожу в собор Александра Невского в Париже и встречаю там всю эту семью. Для меня это было большой радостью. Я обращаюсь к матери и первое, что я говорю: «А вы помните, как владыка Иоанн исцелил вашего сына?» Она поворачивается к детям и внукам и говорит: «Дети, я об этом вам много раз рассказывала, вы относились к моему рассказу с некоторым сомнением… Вот Вова Рэн, он был мальчик тогда, мы не виделись с ним более 40 лет, и вот он подтверждает то, что я вам рассказывала».

Владыка Иоанн в таких случаях всегда был очень простой. Он не относился к этому как к чему-то исключительному. Это была часть его шествия по жизни. Он зашел, причастил и был уверен в силе молитвы.

Вспоминается и еще другой случай. В тот день владыка Леонтий Женевский был вместе со своим братом владыкой Антонием, владыкой Иоанном и еще епископом из Мюнхена в Париже. Владыка Леонтий позвонил моей маме и сказал: «Наталья Казимировна, владыка Иоанн хочет сейчас к вам приехать с Курской-Коренной иконой». Эта икона как раз была тогда в Европе. Владыки приехали, отслужили молебен, выпили чай с пирогом. А мы жили в таком районе, где было очень много семей русских эмигрантов. Конечно, икона обошла несколько семей – все двери были открыты. А после этого отец повез епископов на вокзал. Я был в машине. Шел ливень. И вот на бульваре Севастополь машины встали одна за другой и не двигались. Вдруг по встречной полосе едет машина, останавливается возле нашей, в машине открывается окно. Водитель делает сигнал моему отцу, чтобы он открыл окно, и говорит: «Вы, наверное, едите на вокзал? Но там такая большая пробка, что вы не доедите. Сворачивайте на другую дорогу». А с нами была Курская-Коренная икона. Папа свернул налево, и мы приехали вовремя на Восточный вокзал. Вот такой был случай.

Когда скончался владыка Леонтий Женевский в 1956 году, владыка Иоанн отпевал его. Я тогда прислуживал. Была очень длинная служба. Она началась часов в 9 утра и закончилась часа в 3 после обеда. Все было сделано с таким уважением. И Швейцария, где нельзя было ни монахов, ни священников, ни кардиналов хоронить в храме (это не позволялось по закону), настолько уважали Православную Церковь, владыку Иоанна, владыку Леонтия, что президент Швейцарской конфедерации дал специальное разрешение, чтобы владыку Леонтия похоронили в храме. И сам присутствовал на отпевании.

Я рассказывал, что я прислуживал владыке Иоанну. И он подарил мне на мой день рождение Евангелие, которое сейчас со мной.

В нашем воспитании никогда не было никаких запретов, никакого насилия. Было русское православное образование, глубоко русская культура, русский язык. И все было очень естественно. Дети всегда были заняты. И при этом у нас ничего не было распущенного. Владыка Иоанн всегда говорил: детей надо занимать. Даже когда вокруг разврат, если ребенок занят с самых маленьких лет, он никогда не прилепится к этой грязи. И не надо ничего насильно в ребенка вкладывать. Слишком много закона Божиего – это против закона Божиего; слишком много Церкви – это против Церкви. В эмиграции без принуждения дети воспитывались с большей строгостью и любовью. Повторюсь, владыка Иоанн говорил: детей надо занимать. Занимать учением, занимать спортом, занимать спектаклями, занимать литературой. Это было кредо всех наших родителей. Владыка Иоанн на это очень много внимания обращал. И владыка Иоанн был очень-очень близок к молодежи. Несмотря на свою занятость как владыка, несмотря на свою святость как святой человек, и как духовник, и как архиепископ. Вы к нему могли прийти с любым вопросом в любое время, он всегда открывал двери, всегда решал ваши проблемы, сразу отвечал.

Владыка Иоанн был очень простой, очень естественный. Медон располагался на горе, там был сильный спуск. И вот он иногда бежит-бежит-бежит вниз на вокзал; ряса развевается, под рясой там у него ничего нет. И ему это было как-то все равно. Даже французы говорили (они его знали): «Это владыка Иоанн бежит». Они его уважали. А он был над всем этим. Простой и естественный. Но при этом он был очень близок к реальности мира. Он сразу же, приехав во Францию, сказал, что надо восстановить церковь, получить помещение в Париже. И когда он приехал в Сан-Франциско, то сделал очень много и для Сан-Франциско.

У него было юридическое образование до богословского. Это очень важно, потому что он, благодаря этому, многое в этом мире как юрист понимал, был близок к миру. Он был сильный человек.

– Вспоминал владыка про Россию?

– Да. Около Медона, где он жил, Версаль, а в Версале был Кадетский корпус. А владыка сам был из кадет. И он туда, в Версаль, к кадетам всегда ездил служить. Воспитание в Кадетском корпусе было соответствующее, как и должно быть в Кадетском корпусе: «За веру, царя и Отечество», хотя царя уже не было.

Владыка Иоанн знал, что Россия вернется, как все мы это знали. Это было настроение наших родителей, всех священников и педагогов, которые нас воспитывали, которые прожили всю свою жизнь на Западе, но которые всегда верили, что Россия будет, что Россия вернется, что Православие восторжествует. И мы сегодня видим это. Я потрясен тем, что президент России на всех государственных приемах ставит возле себя патриарха, подчеркивая, что Россия – страна православная.

– Кого из русских вспоминал владыка Иоанн?

– Святых! Он всегда вспоминал праведного Иоанна Кронштадтского, преподобных Сергия Радонежского и Серафима Саровского.

– А как он людей благословлял во время богослужения? Как служил?

– Ничего не было напыщенного. Но он очень сильно молился – это чувствовалось. И он почти все читал наизусть: закрывал глаза и читал Евангелие наизусть.

Владыка Иоанн был строгий в смысле устава, но это не был деспот, это не был экстремист. Он никого не отталкивал. И он был молитвенник. Человек, железный в своей вере. Но он был толерантный, если можно так сказать, очень поощрительный ко всем тем, кто был вокруг него. Он никогда не говорил, что вот ты не такой, а должен быть таким, как я тебе скажу, нет. Ты должен молиться – вот главное. К нему люди приходили, потому что он никогда не говорил: «Ты плохой…» Он говорил: «Ты человек. Я тебе протягиваю руку. Ты хочешь взять ее? Бери. Не хочешь? Не бери. Но я – здесь». И люди тянулись к нему.

Ряса развевалась, ничего внешнего величественного не было, но он был тот, на кого сразу же обращали внимание. Он был действительно святой человек. Такой святой, который не хочет показать, что вот, мол, я святой, но при этом каждым моментом привлекал к себе, потому что чувствовалось, что он самый простой человек, хороший человек, самый добрый человек, высоко образованный как юрист и богослов и высоко культурный.

А недавно я опять «встретился» с владыкой Иоанном Шанхайским. Знаете где? В Пекине. 13 октября прошлого, 2009, года освящали вновь построенный русский православный храм на территории Российского посольства в Пекине, где раньше было три храма, которые разрушили при коммунистическом режиме. Служили епископ Егорьевский Марк (сейчас он архиепископ), архимандрит Тихон (Шевкунов), другие священники. Пел хор Сретенского монастыря. Посетил храм в этот день и Премьер-Министр России В.В. Путин, который был в Пекине с официальном визитом. С правой стороны в храме – большая икона святого Иоанна Шанхайского и Сан-Францисского.

Приехав в Пекин с российской делегацией, я присутствовал на этой Божественной литургии, был свидетелем того исторического момента, когда вновь построили и освятили храм в стране, которую ровно полвека назад – в 1949 году – должен был покинуть архиепископ Иоанн Шанхайский. Было очень радостно и оттого, что икона святителя встретила нас в этот торжественный день.