Александра Соколова

Над темным городом летел Ангел. Внизу тихо проплывали спящие дома. И вдруг Ангел замер над одним из них! Маленький скромный домик весь трепетал от множества ангельских крыльев, окружавших его. В нем плакала вдова. Тишину ее жилища не нарушали сонные вздохи детей, хотя была она еще очень молода. Было тихо. На столе стоял гроб, а в нем лежал тот, кого завтра должны были унести на погост, — ее муж. Никого из причта Анна не пустила в дом, сказав, что псалтирь будет читать сама. Однако она и не начинала этого делать. От слез Анны стало мокрым все вокруг — руки, платье на коленях и даже пол около гроба. Когда слезы иссякали, Анна смотрела в лицо Николая и замирала от какого-то тяжелого недоумения. Странное было у него лицо. Будто Николаша чего-то от Анны ждал… И было в его лице еще что-то, не вполне понятное Анне... Всмотревшись пристальнее, женщина вдруг вскочила! Она явно должна была что-то сделать для мужа! Но что?

Обхватила Анна свою болящую голову руками и так, покачавшись на коленях, опустила ее рядом с Николашиной домовиной. Она стала вспоминать свое былое счастье...

Когда Анна бывала в церкви, то думала, стоя в толпе: "Нет места на земле лучше, чем храм". Возвратившись же домой, она с удивлением обнаруживала: ей хорошо у себя — как в храме... Об этой тайне Анна никому не рассказывала. Да и можно ли было поведать кому-нибудь такое? Кто поверит цветущей молодой женщине и ее несвязному рассказу о благодати, которая будто бы неотступно живет в ее маленьком счастливом домике? Анна думала об этом робко, но чем дальше, тем ярче и ярче переживалось ею одно удивительное чувство.

— Почему мне всегда так хорошо здесь? На душе радостно, будто я и не уходила из храма. Подходила Анна к иконам, поправляла лампадку и думала:

— Вот что! Наверно, моя Троеручица — чудотворная икона. А иначе — откуда такая благодать?

— Я не постница, не подвижница, не молитвенница... За что же Бог так милует меня? И всегда-то Он слушает мою молитву, от которой бы, наверно, отпрянул, узнав ее, любой человек. Батюшка отец  Исакий  и тот бы не одобрил!

Как Анна молилась? Даже сама она удивлялась этому. Завидев из окна возвращающегося мужа, Анна выскакивала на крыльцо со словами, конечно же, тайными, спрятанными в глубине ее сердца: "Аллилуйя, аллилуйя, аллилуйя, слава тебе, Боже". И так три раза — как в церкви.

— Ну, почему — аллилуйя? — думалось ей иногда. — Кто такой Николаша, чтобы встречать его подобным восклицанием?

Муж входил веселый. Целовал жену. Давал ей деньги, которыми награждали певчих в богатых домах. Клал на стол кулек — гостинцы с именинного стола. О чем-то рассказывал... Анна же смотрела на мужа, радуясь, что снова видит его.

В Анне жило странное чувство благодарности к мужу за его любовь к ней. Дело было даже не в том, что она не была красива. К этому Анна никогда и не относилась как к горю.

Когда-то давно Николай сказал молодой жене, едва приведя ее от венца:

— В тебе есть что-то от моей матери.

— А ты разве помнишь ее?

— Если бы! Ни черточки в памяти не осталось. А ты, я чувствую, ты меня никогда не бросишь. И вытащишь из какой-то страшной-страшной пропасти… Ты ведь удивительно сильная!

Эти слова Николаша повторял часто. "Из какой пропасти я могу вытащить его?" — недоумевала Анна. Не было у Анны ни малейшего чувства зависимости от нее мужа. Наоборот — зависела во всем от него она. Муж рядом, и, значит, можно было Аннушке стоять на земле ногами, — вот так она понимала свою жизнь с ним.

С самого начала своего счастливого замужества Анну томило странное чувство — ей хотелось кого-нибудь поблагодарить за  мужнюю  любовь к ней. Сперва  это чувство теснило душу Анны, и она не знала, что ей с ним делать. Ведь Анну никто этому не учил: можно ли благодарить Бога за ласку мужа? Ощупью душа женщины выбиралась из этих духовных потемок: да, да, можно! А дальше... О, дальше с ее любовью к Николаше начало вдруг происходить такое, что Анна не знала, как ей об этом и помыслить. Лишь по прошествии пяти счастливых лет Анна, наконец, ясно поняла, что благодарность Богу никогда не остается без вознаграждения от Него. Это было колечко без начала и конца: Анна благодарила Бога за ласку и нежность мужа, а в ответ Он умножал и умножал в Николаше  любовь к ней. Похоже, жертва хвалы, приносимая Анной, была столь приятна Богу, что Он, чтобы слышать это от нее вновь и вновь, взращивал в них обоих нежную любовь друг к другу. "Я — голубка в деснице Бога", — думала Анна, счастливая тем, что любима мужем.

Так текли годы. Детей у Анны и Николая не было, но ее почему-то это и не печалило. Столько счастья было в их домике, что она и представить себе не могла такое страшное Божие наказание!

...Однажды, заслышав шум повозки в их тихом переулке, Анна подошла к окну. По дороге ехала телега, а рядом шли певчие, друзья Николая. Шли они понуро, глядя в землю. На телеге же кто-то лежал, накрытый с головой серой попоной.

Певчие рассказали, как умер Николаша. В доме вельможного именинника гремела музыка. Когда отзвучали мазурки и котильоны, начался ужин, и вот тут пришла пора певчим показать свое искусство. Пели они удалые, веселые русские песни. Как знак поощрения передавалось снизу на хоры вино. Звенели набитые золотом кошельки. Вдруг — вскрик, и один из хора рухнул на пол. Звук, с которым голова певчего ударилась со всего размаха о паркет, был услышан за столом. "Перебрал молодец", — сказал хозяин, проводив глазами людей, потащивших кого-то вниз.

Когда Николая обрядили, Анна сказала, чтоб все ушли.

— Так вот почему так ждала-то я всегда Николашу со службы! Страшно было: а вдруг он ушел от меня навсегда?! Вдруг никогда не вернется... Муж уходил со двора, а душа-то моя так за ним и летела. Только Господь не смеялся над этой моей заботой. Ведь теперь-то я знаю, почему мне так хорошо было в нашем домике. Здесь жила Любовь. А где Любовь, там и храм.

А  мужу плохо. Ах, как плохо ему! Отчетливо, явственно Анна вдруг увидела: невыносимое страдание застыло на лице Николаши. Но почему же у Николаши такое лицо?

Анна вновь всмотрелась в него. Все та же неизбывная мука выражалась на мертвом лице. Какая-то судорожная мысль о грехах милого мужа прошла в сознании Анны: "Не успел покаяться... Не приобщился... Был  пьян…  Песни  играли… "В чем застану, в том и судить буду"… Господь говорил…" Заметалась по комнате женщина, не зная, куда и бежать ей, чтоб поправить эту беду. А потом остановилась и закричала, протягивая куда-то вверх свои руки: "Ну, помоги же ему, Господи! Сюда, сюда, ко мне, на помощь! Мати  Божия, Никола угодник, все святые! Посмотрите же вы на него, как он страдает!"

— Я чувствую, что мой муж сейчас глубоко и неутешно страдает. Помню, как умирала моя матушка. Батюшка отец  Исакий  исповедал ее, причастил. Она отходила тихо, без метаний, и лицо ее во гробе не было таким страшным, как у Николаши.

— Придет и мой смертный час. Расстанется душа с телом. Увижусь ли я тогда с Николашей? Когда-то я говорила самой себе: "Меня любит Бог и муж. Можно ли быть на свете счастливее?" Это было мое тайное грешное слово. Теперь муж умер. А что же Бог? Ведь я ничем Ему и угодить-то не могла, как только своей любовью к мужу. Я думала, что она была Богу приятна... А теперь? Стыдно сказать, но, кроме как о муже, я и молиться-то ни о ком не умею. Как же мне дальше жить?

— А как вдовы-то живут? Попросту — девятины, сороковины, годины. Ходят по родительским субботам в храм, просвирки вынимают, за могилкой ухаживают... Как мало этого! Мне-то нужен Николай весь

Анне вдруг как-то странно захотелось увидеть старый Николашин мундир. Тот самый, что был снят с него несколько часов назад. Анна взяла свечу и пошла в спаленку. Встала над укладкой, разложив на ней Николашину одежду. А потом почему-то взяла и переоделась в нее. Тепло Анне стало, согрелась она. Будто это Николаша согрел ее. И будто он рядом… Анна протянула вперед руки, ища кого-то. А потом поправила рукава мундира, застегнула пуговицы, отогнула воротник. Одежда пришлась женщине впору, потому что у нее с мужем была одна мерка. Это был секрет, много смешивший Анну с Николашей. Они были одинаковые, и Анна, обшивая мужа, могла делать примерки в его отсутствие.

— Мундир-то я не сниму. Анна в нем на Николашу похожа, — почему-то отстраненно подумала она вдруг о самой себе.

— Мне нужно научиться жить с мыслью о Николае, но уже без него. Вот его нет, а я все равно о нем думаю. Будто он живой! Как раньше — каждую минуточку. Ведь если я Николашу забуду, я и Бога забуду. У меня голова такая пустая! Нужно снова соединить это воедино — мысль о муже и мысль о Боге.

 Вновь взглянула Анна на мужа и заплакала. И сказала Анна своему Николаю:

 — Я не брошу тебя в твоей муке. Я буду, как ты, мертвая. Тебя завтра зароют в землю. Я буду ходить здесь, как ты, и, может быть, когда-нибудь узнаю, не стало ли легче твоей душеньке у Бога?

И Анна пошла собираться в путь — ведь Николаю еще долго предстояло жить на земле. При этом ей было приятно думать о том, что женщины со страшным именем "вдова Анна" больше на свете не существует.

Утром тело Николаши вынесли из маленького домика, и сонмы ангелов окружили печальную процессию. В этот день Анна не скрыла от близких правду о себе: "Анна умерла, а Николай жив. И мое имя — Николай". При этом она совсем не плакала! Ее жалели, пытались увести домой, переодеть в женское платье. Анна не давалась, твердя о себе единственную правду, которой ей хотелось поделиться с людьми от всего своего простого и искреннего сердца: "Зачем же возвращаться в тот маленький домик? Николаю без Анны там плохо".

Понимала ли Анна, что стала юродивой?  Нет, не понимала. Она только заметила, какой странной дорогой вдруг потекла ее жизнь. Анне был дан подлинный язык юродства. Человек, услышавший Анну,  становился  не способен  спутать его с красивой речистой подделкой. Дар юродства угловат. Речь юродивой задевала сердца, и люди, благодаря каким-то невидимым царапинкам на них, вдруг начинали слышать ее слово о Боге.

Анна бродила по огромному городу. Особенно тянуло блаженную к людям семейным, чьи дома были похожи на ее с Николашей  домик. Анна жалела таких людей и умела просто-просто молиться об их простых семейных нуждах. Простота эта была невообразима...

И стояла Анна под окнами и слушала жалобу бедной женщины об иссякшем в ее груди молоке. И сетования вдовца о не доступном для сына казенном учебном заведении. И пение радостных людей за пышным свадебным столом... Анна понимала огорчения и радости людей семейных. С участием сердце юродивой приникало к совершавшемуся  в их домах, и она просила для них у Бога самого простого. Так некогда научилась Анна жить в своем храме любви: молиться о том, к кому можно было протянуть руку, приголубить, приласкать, улыбнуться с нежностью. Какой жила в доме с мужем, такой узнал ее и мир.

...Однажды Анна увидела во сне Ангела. Он сказал ей:

— Интересно и весело жить тебе, Анна! Не дремлет твоя душа. Ведь столько бед и простых желаний открыто тебе в чужих сердцах! Иди же снова в мир и будь такой же простой. Ты можешь услышать всех, раз научилась этому, живя на земле. Смотри же, не отринь и малой просьбы, к тебе обращенной!