Наталия Климова

Двадцать минут ходьбы по знакомой улице, и сердце радостно вздрагивает. Колокольный звон наполняет душу каким-то особенным спокойствием, вытесняя тревожные мысли и оставляя все житейские проблемы позади церковной ограды. Быстро вышагивая по дорожке, ведущей в храм, Люба думала о том, что осталось еще одно малюсенькое желание — чтобы любимое место под иконой святого Пантелеймона было свободным. Но это уже так, мелочи...

Хотя, признаться откровенно, не такие уж и мелочи, если место не просто занято, а оккупировано немолодой дамочкой в мини-юбке и алых сапогах на высоких шпильках.

Ну и не страшно! Ну и посмиряемся! Все равно она долго не выстоит на таких каблучищах. И вовсе это не злорадство. Ясное же дело — какое может быть злорадство у православной христианки, когда идет праздничная воскресная Литургия...

«Господи, прости меня, горделивую!»

Валентина судорожно рылась в недрах огромного шкафа: эта слишком узкая, эта короткая... Может, все-таки брюки надеть? Нет, кажется, в брюках вообще нельзя. Пусть будет короткая.

Проверив сумочку на наличие ключей от машины, прав и кошелька, Валентина уверенной походкой вышла из квартиры. Пятнадцать минут, и ее машина уже тормозит возле храма в честь Святителя Николая Мирликийского. Прихожане спешили по проторенной тропинке, которая вилась между клумбами, к приветливо открытым дверям, а Валя все медлила. Может, вообще все зря? Может, не выйдет ничего? Вот в прошлый раз, разговорившись с женщиной из свечного киоска, она узнала, что, например, у Любы (высокой молодой женщины в длинной юбке и старомодном платке) муж пьет. По этой причине она и переступила порог храма пять лет тому назад. Вот так. Лена молится целых пять лет, а муж по-прежнему пьет. Так, может, все зря?

Нет. Не зря! Это все, что осталось. Больше уже ничего нет. Врачи сказали: «Ваш муж не встанет».

В церковном киоске ей дали целый пакет с какими-то книгами, брошюрками и листовками. Времени читать все это совершенно не было, но толстую книгу карманного формата в бордовой обложке с золотистыми буквами «Евангелие» женщина из киоска в пакет не положила, а дала в руки и строго сказала: «Это прочесть как можно скорее. Это твоя опора».

И Валя стала читать… Дошла до седьмой главы от Марка, и что-то случилось. Появилась надежда. Родилась молитва. «Господи, Ты не оттолкнул ту язычницу! Ты спас ее ребенка! Я точно так же не отстану от Тебя, потому что больше мне никто не может помочь! Сделай так, чтобы Андрей встал!»

Стряхнув воспоминания недавних дней, Валентина вышла из машины и быстрым шагом направилась в храм. Встав на более-менее свободном клочке в храме под иконой какого-то строгого юноши с красивой шкатулкой в руках, она начала свою первую в жизни молитву.

«Господи, прости меня, неверующую!»

У Полины было отличное настроение. Конечно, жаль, что на Причастие идти одной, но приезжает в гости мама, и Артем решил, что они с детьми встретят бабулю, а Полинка причастится и прибежит как раз к праздничному завтраку.

Еще полчаса до Литургии. Как раз написать записки и не спеша приложиться к иконам.

Храм постепенно наполнялся. Поля с любопытством разглядывала окружающих. Вот женщина в красных сапогах сосредоточенно молится. Из ее глаз медленно скатываются огромные слезы, похожие на бриллианты — такие же блестящие и такие же драгоценные. Выражение ее лица совершенно не вяжется с вызывающей одеждой. Ясно тут все. Беда. Люди редко от хорошей жизни обращаются к Богу. У Поли защемило сердце. «Господи, услышь молитву сей рабы Твоей и помоги ей!»

А вот спешит многодетное семейство. Папа, мама и пятеро деток-погодок. На них всегда приятно смотреть! Такие радостные и организованные. Стоят веселой кучкой и всем улыбаются. Кажется, что для каждого у них найдется улыбка и теплый взгляд.

А вот «фарисейка». Так про себя Поля называла молодую женщину, которая почти всегда становилась под иконой святого Пантелеймона. Она всегда неодобрительно смотрела на «невоцерковленных» и могла даже шикнуть, если ставили свечи «не вовремя» или «неправильно» прикладывались к иконам. Вот и сейчас она с недовольством глядела на женщину в красных сапогах, занявшую ее любимое место. Так-то. Как вести себя в храме, выучила, а полюбить людей еще не смогла. Одним словом — фарисейка.

«Господи, прости меня, осуждающую!»

Служба началась. Возгремели молитвы. Здесь, на земле, совсем не слышные, но такие громкие перед Богом. Потому как Он призвал не праведных, но грешных...

И они пришли.