Отцовская интонация 

Тридцать лет назад один мой знакомый после армии весьма увлекся женским полом из мести, потому что его девушка не дождалась. У него не особо получалось, и он все у меня выпытывал, как нужно общаться с дамами. Наверное, потому, что я к этому времени уже женился и у меня родился сын. 

Я шутя сказал ему: 

– Я не знаю, как разговаривать с девушками, потому что я женатый человек. Наверное, как с друзьями. Попытайся просто дружить с девушками. 

Он не унимался: 

– А все-таки? 

– Всегда есть две стратегии поведения с «немощнейшими сосудами». Вот, к примеру, ты пошел на рыбалку с младшим братом, можно раздражаться: «Не ори, не бегай, ты всю рыбу распугаешь, я тебя вообще больше на рыбалку не возьму...» А можно все объяснять толково и вдумчиво: «Вот леска, вот поплавок, вот крючок. Надеваем на крючок червячка как носок на ногу. Закидываем и тихонько ждем, когда рыбка будет клевать». 

– Это чего, как с идиотами, что ли? 

– Почему как с идиотами? Как с детьми, мы же все родом из детства. И потом, все любят ничего не понимать и на все обижаться. А ты научись не обижать человека или обижать так, чтобы ему было приятно. 

И вдруг в этот момент я понял, что объясняю ему некоторую отцовскую интонацию общения, интонацию, полную любви и снисхождения, то, что Бультман в отношении Отца Небесного называл «милостивой верностью». Юноша становится мужчиной не когда у возлюбленной уехали родители, а когда в роддоме на его руки кладут новорожденного ребенка. Вместе с этим на него возлагается крест отцовства, который теперь уже распространяется на всех. Это не патернализм и не высокомерие, это, повторюсь, снисхождение любви и милостивая верность. 

Когда ты участливо относишься ко всем к тебе обращающимся, когда тот, кто перед тобой, – самый главный сейчас человек и ты принимаешь участие во всех его печалях и радостях. Отцовство учит нас тому, как к нам относится Сам Бог. Вот эта широта отцовского отношения к детям, задумчивой любви и веселой мудрости показывает, как Бог может вести Себя с нами. Он верен при нашей неверности, Он постоянен в нашей переменчивости, если Он и наказывает нас, то только Своим долготерпением. Глупо думать, что дети появляются у нас как некая «лишняя нагрузка», требующая трат и усилий. Нет, это нам разрешают греться у огонька чистоты и радости детства, веселиться сердцем рядом со святой суетой любимой и родной малышни. И вот этот дар отцовства очень прост: мы можем научить других только собственным примером. 

Когда Давид в покаянном псалме говорит, «научу беззаконные путем Твоим, и нечестивые к Тебе обратятся», он не имеет в виду горделивую способность быть кому-то наставником, нет. Потому и сказано: «Не многие делайтесь учителями» (Иак. 3, 1). Имеется в виду, что мы все даны друг другу в поучение, то есть хорошо ли мы поступаем, дурно ли, мы этим научаем окружающих путям Господним. Мы дидактический материал Господа. И нам дана дивная интонация для общения с ближними – интонация отцовства. 

Как и Небесный Отец, отец земной любит веселить своих деток, он читает им сказки, он увлекает их поделками, он качает их на руках, водит по грибы и на рыбалку... Если он этого не делает, он попадает в ад небытия. Как показать эту тонкость перехода из отцовства телесного в отцовство духовное? 

Девушки в лице моей жены отомстили мне за неумение общаться. Я и так ее достал за жизнь своими закидонами, а тут меня еще и рукополагать собрались. Нет, этого она уже выдержать не могла и оставила нас с сыном. Я стал отцом-одиночкой, и в моей жизни сам собой воцарился мужской монастырь: в доме теперь жили я, сын двенадцати лет, кот и знакомый священник, который только что переехал в наш город. Он получил квартиру и делал в ней ремонт, так что семью перевозить было пока некуда. 

У меня на стене висели правила поведения для меня и для сына: «Не врать. Не воровать. Не мучить кота». Правила были подписаны кровью при свете свечи для важности и таинственности. Но сын не сдержался – спер деньги и спрятал их в одну из многочисленных книжек моей библиотеки. То есть найти их было невозможно. Но я же молился о нем, поэтому когда я пришел домой, то увидел, что одна из книг словно горит неоновым светом. Я открыл ее, и на пол посыпались купюры. Сына наказал без эмоций (не кричал и не ругался), но не стал от этого спокойнее, поэтому усугубил молитву о нем. Молитва была услышана. 

Священник просил меня купить ему пианино для детей, и оставил деньги на подоконнике. Какова же была моя радость, когда выяснилось, что сын и из этих денег потырил сколько-то. Я ликовал. Когда он пришел из школы, я сказал ему: «Слушай, теперь ты украл деньги не у меня, а у священника. Поэтому разговаривать будешь с ним». Ему стало очень стыдно. Это ведь не со мной надо было разговаривать, который должен был возмещать ему недостаток материнской любви, а с человеком, которого он обокрал. 

Сын плакал и умолял меня наказать его, только ничего не рассказывать священнику. Я был неумолим. Когда батюшка пришел домой вечером, я все ему объяснил. Он стал просить меня избежать этого разговора с моим сыном, так как очень его любил. Ему было неудобно и стыдно. Но я настоял. 

Смущаясь и сгорая от стыда, они сидели в полутемной комнате и тихо разговаривали. Я дожидался на кухне. Потом мы вместе спокойно ужинали и читали молитвенное правило. С тех пор сын не воровал. А я так и не научился говорить с девушками. Но мы оба помним это смущение, эту милостивую верность, эту тишину Отца, которая тогда повисла в нашем доме… 

Мирослав Бакулин