***

Вот полчаса до смерти, часы мои стоят…

И почерк на конверте прерывист и горбат

Кому пишу, ты знаешь, я помню дивный свет

И походя вскрываешь помятый тот конверт

А в нём всего два слова: прощаю и люблю.

Но гавань ты готовишь чужому кораблю.

Пустота!

Лежу в больнице уже 4 недели. И ещё видимо минимум 2 пролежу. Нет романтики в больнице для заблудших? Есть немного и там....

***

Ложусь в больницу...

Всем привет!

Не вышел из меня

Поэт... :-)

Слышал я в монастыре правдивую историю, как влюбился иеромонах в послушницу земной любовью. Трудно нам мирским понять всю трагичность подобного.

*** Иеромонаху В.
Закат догорел поминальной свечою
В сердце змеёй шевельнулась печаль
Вспомнились нежные встречи с тобою
Вспомнился этот безумный февраль

Капельки слёз на пушистых ресницах
Тёплые губы на мокрой щеке
Где ты моя синеглазая птица
Где ты мираж мой на жёлтом песке

Ты далеко между нами разлука
Стены, которых нет крепче вовек
Мне не сойти с благодатного круга
Я ведь уже не мирской человек

Мантия, клобук — верные други
Вера моя мой единственный крест
Все мы единого Господа слуги
Нам ли печалиться быть не у мест

Только прости меня Боже Всевышний
Верю, тоскую и плачу любя
Я всё пройду. Все предательства мыслей
Я не могу уже жить без Тебя.

Закат догорел поминальной свечою…

Душа почти умерла. Жизнь давно сравнялась со сном. Отсутствие любви есть смерть. Всякий смысл потерян.  Зачем?

В своем ли мы уме?

Под впечатлением культового романа Кена Кизи "Полет над гнездом кукушки" профессор Стенфордского университета Дэвид Розенхэн с целью ответа на вопрос: "застрахован ли здоровый человек от психиатрического произвола?" решился на отчаянный эксперимент, результаты которого опубликовал 19 января 1973 г. в журнале Science.
Розенхэн и еще семь человек образовали группу, в которую входили три психолога, педиатр, психиатр, художник и домохозяйка. Члены этой группы появлялись поочередно в 12 психиатрических клиниках штатов США. Все члены группы были нормальными людьми и никогда в жизни не обнаруживали никаких психических расстройств. Каждый участник получал следующую инструкцию: обратившись в клинику, он должен был сообщить, что иногда слышит незнакомый голос, принадлежащий человеку одного с ним пола и произносящий какие-то невнятные слова. Затем ему следовало, изменив только свое имя, без утайки рассказать все, что касается его реальной жизни со всеми ее радостями и горестями. По мнению Розенхэма, в этих рассказах не могло быть ничего похожего на патологию.
Как бы то ни было, участников группы приняли в одиннадцать клиник (из двенадцати!) с диагнозом "шизофрения".
Быть может, случившееся объясняется ошибкой медицинского персонала или тем, что они хотели проверить диагноз?
С момента поступления в клинику и на протяжении всего пребывания в ней псевдопациенты вели себя совершенно нормально и не упоминали больше о "голосах" в надежде быстро выписаться. Однако, такого внезапного улучшения в их состоянии не заметил ни один из медицинских работников. Только после многочисленных попыток участникам эксперимента удалось убедить персонал в том, что они находятся в здравом рассудке, и вернуться домой. Участники провели в клинике в среднем по три недели (один из исследователей, которого держали в клинике семь с половиной недель, вынужден был бежать из нее, так и не убедив "опекунов", что он здоров и телом и душой).
Когда Розенхэн ознакомил сотрудников психиатрических клиник с этими результатами, они возмутились, отказываясь верить, что подобное могло случиться.

Америка... Россия... Думаете есть разница?

Спросите меня: Что есть Любовь? Я отвечу именно так, и, ни как иначе... Первая ассоциация - это Бог! Вторая и непременная ассоциация - это боль!!! Всё самое светлое и чистое и, в то же время, всегда - боль! Есть, что сказать или ответить???

***

Скорблю вместе со всеми кого задели взрывы в Москве! Моя сестрёнка Божьим промыслом жива осталась, хотя, не подалёку была. Берегите себя москвичи! Берегите себя все на этом сайте. Знайте, если вы до сих пор живы, значит вы не выполнили всего, что хотел от вас Бог! И пока не выполните, не уйдёте с этой земли! Берегите себя ради тех кому вы нужны!!!

***
Я вновь один, но я не одинок!
Мне это обещает Небо.
И хватит слёз и хватит хлеба,
И не окончен жизни срок.
Я положу в твою ладонь
Свою судьбу,
Как хрупкую снежинку.
Она растает и войдёт огонь
В твои глаза,
Свернувшись паутинкой.
Из пепла брошенных надежд,
Вновь возродится птица Феникс.
И наши души без одежд
На светлый выброшены берег.
Небесно-синею волной,
Нам, сущность синюю, отдавшей.
И ты со мной! И я с тобой!
От всех проклятий прошлого отставший…

***

Самоотречение.

Семи лампад свечение.

В святость облачение.

Нам предназначение!

***
Там на востоке за лесом
Стоит одинокий дом.
Стены разрушены,
Окна разбиты.
Лишь ветер живёт в нём.
Чёрные окна — пустые глазницы
Холодно смотрят на нас.
Ты не пройдёшь мимо этого взора.
В нём наша жизнь без прикрас.
Холод, безлюдье, серая даль…
За далью нет ничего.
Дом не людская, — земная печаль.
Кого же он ждёт? Кого?
Он всеми забыт как ненужная вещь,
Отжившая заданный срок.
И, что впереди? Впереди только смерть,
И унылая степь у ног.

***

Между сосен след волчицы,

Словно вензель королевы.

Бабочка зрачка таится,

Чёрных звёзд не видя в белом.

Постояли на распутье,

Покачались на качелях.

Метка правды — вензель сути.

Лет печать лежит на теле.

***
Нам открывалась…
Снами отрывалась
С ресниц. Горела…
Пеплом оставалась.
Вся бесконечность
Разрывала нас на малость,
И жалась к нам, протягивая жалость
Любви…

***
Стодесятая капля скатилась с лица
И солёному морю не видно конца.
В этом море о камни разбились сердца.
Стодвадцатая капля скатилась с лица.
Тени на пол упали из под венца,
Имена на устах у святого отца…
Здесь венчали незрячую и слепца.
Стотридцатая капля скатилась с лица.

***

Вот о каком чуде мне хочется вам поведать.

Пришёл я в первый из двух монастырей, в котором довелось пожить, с рюкзаком и чёрной дырой внутри. Был это 1994 год. А, через три дня должен был быть светлый, по русски зимний и морозный праздник Крещения Господня. В монастыре к этому празднику готовились особо. Сам монастырь стоял на берегу красивейшего, и всегда, на удивление, спокойного озера, на котором и рябь от ветра была редкостью. Про озеро это существует предание

. Монахи, бывшие первыми насельниками монастыря вели строгую послушническую и молитвенную жизнь. Но была проблема. Каждый вечер и ночь, молитвенные воздыхания и пение монахов на службе и в кельях нарушались многоголосым оркестром озёрной филармонии лягушек, которым жилось в ту пору на лесном озере привольно. И много по этому поводу сокрушалась монастырская братия. Тогда старец основатель  святой обители, помолившись, вышел на берег озера и именем Христа запретил лягушкам квакать и мешать монастырской молитвенной жизни. И, свершилось одно из многочисленных в христианском мире чудес, — лягушачье пение на озере больше не слышали. А позже сгинул куда-то и сам лягушачий хор.
Крещенские морозы были в тот год на удивление крепкими. Гостиничные помещения в одноэтажном корпусе-избушке едва спасали от холода трубы, проведённые от кочегарки, где топили мёрзлым колотым углём, и в которой потом пришлось, не раз потрудится мне, новому монастырскому насельнику.
  Гостиничный корпус стоял на берегу озера в сорока метрах от монастырских ворот. В нём было всего три комнаты, — одна для мужчин, одна для женщин и ещё одна отдельная келья-комнатушка, с крохотным пристроенным крылечком. В ней обитал ведающий гостиницей, гостями и насельниками-послушниками, живущими там же, на мужской половине гостиницы, — отец Питерим (имя изменено). Православный монах, из древнего рода якутских шаманов. (Это отдельная занимательная история).
Зимний вечер окружил монастырь, лес и замёрзшее озеро ранней темнотой, в которой сам Дедушка Мороз любит заниматься таинственным искусством серебряной росписи по оконным стёклам. Маленькая дверца, спрятанная, словно нора, в одной из стен мужской  кельи и ведущая напрямую в келейку отца Питирима распахнулась, и он сам, высокий, статный, с монголоидным прищуром чёрных глаз поднырнув в низкий проём, вошёл, как всегда внезапно. «Ну, братья собирайтесь, пойдём на озеро Крест ставить», — сказал он, и мы пятеро работников поспешили за ним. Ой, тут я целый рассказ пишу…. Прошу прощения. Постараюсь покороче.
  Вышли мы на озеро ввосьмером, нас пять, два монаха и послушник, что пришли из самого монастыря. Темно…. На небе тучи. Да, два жалких фонарика в руках. Спустились на лёд озера, прорубили и выпилили пилами Иордань. А, после, отошли на середину озера и, так же, выпилили изо льда большой крест метра три в высоту. И, где-то около полуметра в глубину.
  Морозы были не шуточные, лёд толстый. Подсунули верёвки, вытянули на лёд озера Крест. До Иордани его нужно было ещё доставить. Для этого приготовили несколько гладких круглых брёвен. Поочерёдно подставляя с конца в начало покатили на нём Крест.
  Мы все продрогли не на шутку. Потом, пока вырезали Иордань и Крест холодная вода из подо льда начала заливать по щиколотку наши ноги. Кто в валенках был, а кто в прощайках (вид зимней обуви советских времён из войлока на сантиметровой резиновой подошве. Название народное. Произошло от «Прощай молодость!»). Это энтузиазма тоже не прибавляло. Народ, как я уже писал, был на этом поприще разношёрстный. Послушники, да работники разными были…. Да, ещё и сам Крест весил очень порядочно. Я тогда понял, как же тяжёл, на самом деле, лёд.
  В, общем, тащили Крест, с трудом метров тридцать. Ну, и вырвалось у кого-то ругательство.  Прошло несколько секунд, и бах! Крест наш лопнул в двух местах. Всё…. Приехали! Нужно начинать всё сначала. Не склеишь. Отошли на другое место. Повторили всё. Дотащили до того же места. Кто-то брёвнышко не вовремя вынул…. Опять кто-то в темноте ругнулся…. Бах! Крест вновь лопнул в двух местах! Время идёт. Днём Крещение. Народ из города и из окрестных сёл придёт…. Крест не готов. Ну, и, что вы думаете Такая же история повторилась и в третий раз. Мы уже обессилили. Тогда один из монахов побежал в монастырь за помощью. Там всех монахов подняли на ноги, и был отслужен сугубый специальный молебен. Только ради нашего дела.
  И, вот, только после этого, с пением молитв, наконец, выпиленный крест благополучно добрался до Голгофы, и был водружён на место. Чем не поучительное чудо Но, это ещё не всё.
  Когда все разошлись мне и ещё одному пареньку дали послушание каждый час выбегать на озеро и обливать Крест и Голгофу водой из Иордани. Чтобы всё смёрзлось и уже более никаких проблем, в последствии, не случилось. Так и бегали мы и, вёдрам черпая воду, обливали всё это великолепие. Теперь о великолепии.
Что-то случилось с нами после такого труда и всего, что мы пережили. Что-то внутри пело молитвы и ни как не успокаивалось в нас. И, вдруг, в третий раз, выбежав с вёдрами на озеро, мы подняли глаза в небо.
  О! Мы застыли поражённые увиденным. Среди облаков образовался ровный овал по всей длине озера. Чёткий ровный овал среди целиком затянутого неба! В это оконце, вовсю, светила яркая Луна и россыпи звёзд. Как же переливался этот свет в «нашем» Кресте, как сиял сквозь лёд! Я не забуду этой картины никогда! Мы с парнишкой взяли свечку, зажгли и поставили внизу у Голгофы. Мы пели и молились, и внутри нас, всё ликовало и пело вместе с нами. И вокруг, казалось, всё ликует и поёт. И праздник на следующий день был на славу, а вернее, во Славу Господнюю!
  Просили в теме написать о чудесах, по возможности, случившихся с нами лично. Это было одно из тех чудес, свидетелем которого был я сам.

***
Всё здесь как долгий зимний сон.
А сон так странно недопонят.
И этот дождь, и этот клён,
И ветер, что деревья клонит.

По корке ледяной моста
Проходит женщина закутавшись.
А где-то пройденным верстам
Ведётся счёт, в порядках путаясь.

Лампадный жёлтый огонёк
Горит так тихо, затаённо,
А где-то срдце-мотылёк
Замрёт навеки, опалённым.

***

Я верю тебе бесконечно, я верю весеннему ветру,
Он в сердце влетит беспечно, подарит надежду рассвету.
И снег на ладонях тает, тепло побеждает холод.
Меж пламенных звёзд летаешь, ты птицей, с которой я молод.
Душа твоя светлая, чистая внимает любви сквозь пространства.
Покрытые золотом листья засыплют в нас непостоянства.
И ты полетишь над равниной. И вновь твои образы в цвете.
Ты будешь искать любимая, тот мир, где мы ещё дети.
Где мы открываемся Свету, где мир — продолжение сказок.
В них наши стихи и песни, в них полночи нашей рассказы.
Дай Бог нам любить и верить, дай Бог, не бояться боли,
Дай Бог без нелепых истерик, играть непростые роли.
Меж шелеста белых крыльев, меж ласковых слов бессонных
Мы вновь победим бессилие, мы будем любить бездонно.

***
Одинокая снежинка в тёмном небе потерялась.
Одинокая слезинка меж ресниц твоих прокралась.
Одинокая собака без хозяина стареет.
В одиночество своё забери меня скорее…

***
(Песня)
Чёрный цыган конокрад
Что ж, не спал ты ноченьку?
Не коней моих украл
А родную доченьку.

По степи ея увёл
С родной со околицы
«Святый Господи верни!»
—    Слёзно старый молится.

Тёплый ветер подхватил
Батюшки рыдания
И сердито погасил
В небе звёзды ранние.

Табор ехал за леса.
Уходили вольные.
Тёмной ноченькой краса
Мяла кудри чёрные.

Им любви безумный пыл.
Им дороги скатертью.
Только ждут среди могил
Дочку отец с матерью.

Чёрный цыган конокрад
Что ж, не спал ты ноченьку?
Не коней моих украл
А родную доченьку.