Будем готовиться к жизни иной
—Геронда, один юноша исчез, оставив своим родителям
записку, что хочет покончить с собой, потому что он некрасив, а виноваты в этом
они…
— Люди не постигли еще глубочайшего смысла жизни. Они не
верят в жизнь иную. Все их мучения начинаются с этого. “Я несправедливо обижен,
— говорит человек, — другие радуются, а я нет”. Люди недовольны тем, что имеют,
подмешивается эгоизм, и они мучаются. Бог любит всех людей. Каждому человеку Он
дал то, что ему полезно: рост ли, отвагу ли, красоту или что-то еще. Он дал
человеку то, что может помочь ему спастись, если он употребит это с пользой.
Однако мир терзается: “Почему я такой, а он такой?” Но ведь у тебя есть одно, а
у него другое. Один Христа ради юродивый румын, подвизавшийся на Святой Горе,
рассказал кому-то из терзавших себя подобными помыслами такую историю: “Увидела
лягушка буйвола и сказала: “Я тоже хочу стать буйволом!” Дулась, дулась и под
конец лопнула. Ведь Бог-то кого лягушкой сделал, а кого буйволом. А лягушка чего
учудила: захотела стать буйволом! Ну и лопнула!” Пусть каждый радуется тому,
каким сделал его Творец.
Как только человек использует данную ему
благоприятную возможность уверовать в Бога и в будущую вечную жизнь, то есть,
когда он постигнет глубочайший смысл жизни и, покаявшись, перестроит ее, так
сразу же придут божественное утешение с Благодатью Божией, и Благодать изменит
его, изгоняя и все его наследственные недостатки. Многие покаявшиеся грешники
смиренно подъяли любо-честный подвиг, прияли Благодать, стали святыми, и сейчас
мы с благоговением поклоняемся им и просим их молитв. А прежде они имели немало
страстей, в том числе и наследственных. К примеру, преподобный Моисей Мурин.
Будучи кровожаднейшим разбойником с наследственной злобой, он, едва лишь
уверовал в Бога, сразу покаялся, стал подвизаться, все страсти его покинули, а
Благодать Божия посетила. Он даже удостоился приятия пророческого дара, а
чуткостью превзошел и самого Арсения Великого, который происходил из
великосветского римского семейства, имел наследственные добродетели и обладал
большой внешней ученостью.
— То есть, Геронда, в чем конкретно
заключается смысл этой жизни?
— В чем? В том, чтобы подготовить себя
для нашего Отечества, для неба, для рая. Суть в том, чтобы человек уловил этот
глубочайший смысл жизни, иже есть спасение души. Веруя в Бога и будущую жизнь,
человек понимает, что эта временная жизнь суетна, и готовит свой загранпаспорт
для жизни иной. Мы забываем о том, что всем нам предстоит уйти. Корней здесь мы
не пустим. Этот век не для того, чтобы прожить его припеваючи, а для того, чтобы
сдать экзамены и перейти в иную жизнь. Поэтому перед нами должна стоять
следующая цель: приготовиться так, чтобы, когда Бог призовет нас, уйти со
спокойной совестью, воспарить ко Христу и быть с Ним всегда. Когда Христос
благословил пять хлебов и насытил столько тысяч людей, народ тут же сказал:
“Царь бы из Него вышел что надо!” Съели пять хлебов и две рыбы и воодушевились.
Однако Христос сказал им не заботиться о сей пище, потому что здесь мы не
останемся. В этой жизни каждый из нас подвергается испытаниям: соответствует ли
он тому, чего требует Бог.
— Геронда, что человек должен всегда иметь
в своем уме для того, чтобы творить волю Божию?
— Он должен иметь
свой ум в Боге, думать о том, ради чего он вступил в эту жизнь. Мы пришли сюда
не для того, чтобы заниматься всем на свете и устраиваться по теплым местечкам.
Мы пришли, чтобы подготовиться к жизни иной. Итак, наш ум должен непрестанно
находиться там, в будущей жизни, и в том, что способно помочь нам ее достичь. С
любочестием относясь ко всему, любочестно и смиренно подвизаясь, человек
понимает смысл жизни духовной. Духовная жизнь есть безудержная отвага, духовный
пир. Знаете, что такое пир? Познайте глубочайший смысл монашества, стяжите
духовное благородство, святоотеческую чуткость. А глубочайший смысл жизни (не
монашеский, а вообще) обязаны уяснить все люди. Если бы они это сделали, то
совсем бы исчезли мелочные придирки, грызня и прочие проявления самости. Раз
есть божественное воздаяние, то будем думать о том, как заработать маленько
“денежек” для будущей жизни, а не о том, как в жизни этой держаться с
достоинством и принимать человеческую славу от других. Когда человек движется в
плоскости действительной жизни, он всему радуется. Тому, что живет. Тому, что
предстоит умереть. Не потому радуется, что он устал от жизни, нет, он радуется
тому, что умрет и пойдет ко Христу.
— Геронда, он радуется оттого,
что не противится тому, что попускает Бог?
— Он радуется, видя, что
эта жизнь преходяща, а жизнь иная — вечна. Он не устал от жизни, но, думая: “Что
нас ожидает, разве мы не уйдем?”, он готовится идти туда, понимая, что в этом
его предназначение, смысл жизни.
Вот, к примеру, взять женщин,
работающих в системе социальной помощи. У них есть доброта: бегают, бедняжки,
убиваются ради других. По образованию они психологи, но бывают случаи, когда тот
способ, которым они хотят помочь другим, не действует. Идет она, к примеру,
утешать человека, которому отрезали ногу, а он ей говорит: “Ты вот пришла на
двух ногах и говоришь мне: “Добрый день”, — а у меня-то нога только одна”. Что
она сможет ему ответить? Как она поможет ему психологией? Если этот человек не
уловит глубочайший смысл жизни, то ему ничто не сможет помочь. Он должен понять,
что за это попущенное Богом увечье он, если не будет роптать, получит в иной
жизни накопленную небесную мзду. Поняв это, он должен радоваться. Да хоть бы и
на четырех ногах ходили остальные, он должен говорить: “Благодарю Тебя, Боже
мой, за то, что я хожу на одной”. Но, воспринимая жизнь недуховно, эти бедняжки
идут утешать людей и не знают, что им сказать.
Идет такая “социальная
утешительница”, к примеру, облегчить страдание тридцатипятилетней больной раком
женщины, у которой трое детей. Что она ей скажет? Если эта мать не уловит
глубочайший смысл жизни, то она будет отчаиваться, думая о том, что станет с ее
детьми. И сама психолог, пришедшая ее утешать, впадет в то же самое отчаяние,
если она не поймет чего-то высшего, чего-то духовно более глубокого. Ведь, не
расположив сначала более глубоко саму себя, она не сможет правильно помочь и
ближнему так, чтобы к нему пришло божественное утешение. Так эти бедняжки
психологи не только устают телесно, но и расстраиваются, видя, что они не могут
оказать людям серьезной помощи. То есть устают вдвойне.
Мы должны осознать добро необходимостью
Человек должен осознать добро необходимостью, иначе он будет мучиться. И
сказать, что не все могут осознать добро необходимостью, было бы неправдой. Я
такого мнения оправдать не могу. Добро в состоянии осознать необходимостью даже
пятилетний ребенок. Скажем, у какого-то малыша поднялась температура. Родители
зовут врача, тот говорит: “Держите ребенка крепко” и — раз! — делает ему укол.
После этого малыш, едва завидев врача, пускается в рев и убегает. Но если ему
сначала скажут: “Послушай-ка, ты болен, у тебя температура. Ты не можешь ни в
школу пойти, ни играть. Другие-то дети вон играют. А если ты дашь врачу
чуть-чуть тебя уколоть, то температура спадет и потом ты тоже сможешь пойти
играть”, то ребеночек тут же зажмурит глазки и сам протянет врачу свою ручку для
укола. Я хочу сказать, что если уж малыш может осознать добро необходимостью, то
насколько более это доступно человеку взрослому.
С того момента, как
человек поймет, что правильно, а что нет, — все, вопрос закрыт. Предположим, я
вам говорю: “Я вышвырну вас из окна”. Что это значит, вы понимаете. Даже
умственно отсталый понимает, что если он выпадет из окна верхнего этажа, то
переломает себе ноги. Он понимает, что такое обрыв и что такое ровное место, что
такое хорошо и что такое плохо. Человек взрослый, читавший святых отцов,
Евангелие, знает, что правильно и что нет. С этого момента надо себя
переключать. Но часто, когда говоришь некоторым особам: “Почему ты это делаешь?
Разве ты не понимаешь, что это неправильно?” — они начинают: “Вот, к несчастью,
я такая. А почему я такая? Ведь и раньше я была такая…” — “Да оставь ты, какая
ты была раньше! Сейчас, когда я тебе это говорю, что ты делаешь, чтобы
исправиться?” Если у них не соображает голова, то это другое дело, тогда у них
есть оправдание. Но только младенец схватит вместо карамельки уголек по той
причине, что у него не соображает голова.
— Геронда, ваша мать была
очень чутким человеком, любила вас. Как же она с самых пеленок воспитывала вас в
строгости?
— С младых ногтей человек может помочь себе в том, чтобы
постичь глубочайший смысл жизни и радоваться по-настоящему. Когда я был
маленьким и бегал с ребятами наперегонки, то оставлял их позади. Они не давали
мне бегать, прогоняли меня, дразнили “эмигрантиком”, беженцем. Я приходил к маме
в слезах. “Что ты плачешь?” — спрашивала меня она. “Мне ребята не дают с ними
бегать”, — отвечал я ей. “Тебе хочется побегать? Вот двор, бегай. Почему ты
хочешь бегать на улице? Чтобы на тебя смотрели и говорили “молодец”? В этом есть
гордость”. В другой раз мне хотелось играть в мяч, а ребята опять меня
прогоняли. Я снова плакал и шел к маме. “Что случилось, что ты опять плачешь?” —
спрашивала меня она. “Ребята не дают мне играть в мяч!” — говорил я. “Двор у нас
большой, мячик у тебя есть, играй здесь. Что, хочешь, чтобы на тебя смотрели и
любовались? В этом есть гордость”. И тогда я подумал: мама права. И потихоньку
мне расхотелось и бегать, и играть в мячик, чтобы меня видели, потому что я
понял, что в этом есть гордость. “И правда, — думал я, — какая же все это
чепуха! Мама права”. И после, видя, как другие дети носятся, бьют по мячу и
хвалятся этим, я не очень переживал. Я смеялся и говорил: “Ну чего вытворяют?” —
а сам был тогда маленьким — в третий класс начальной школы ходил. Потом я жил
естественной жизнью. И сейчас, если меня спросят: “Что выберешь: подняться в
августе месяце босиком по колючкам на вершину Афона или же поехать на
какое-нибудь торжество, где тебя облачат в мантию и осыплют почестями?” — то я
скажу, что предпочитаю босиком подняться на Афон. Не от смирения, а от того, что
мне это по душе.
Люди, имеющие гордость, в детстве не получили помощи в
семье. Мирское мышление человека мучает. Если кто-то запустит себя в этом
отношении, если родители не помогут своим детям, когда те еще маленькие, то
после это станет уже состоянием. Одно дело — это маленько похвалить ребенка,
чтобы он не падал духом, другое — раздувать его эгоизм. Скажем, ребенок
спутался, читая стишок, и теперь унывает. Его мама, видя это, говорит ему: “Ну
все, все. Хорошо прочитал”.
Однако если он прочитал стихотворение
хорошо, и мать начинает нахваливать его перед другими: “Ну какой же ты молодец!
Ты прочитал лучше всех детей! Мой ребенок лучше всех!” — то это плохо. Так
родители часто культивируют в детях гордость. Или, к примеру, ребенок
наозорничал в школе, и его за это отчихвостил учитель. Он приходит домой и
жалуется отцу: “Учитель несправедливо меня отругал”. Если отец и мать встают на
сторону ребенка и к тому же в его присутствии говорят про учителя: “Я вот ему
покажу! Да как он смел, да моего ребенка!..” — то ребенок потом считает свое
озорство правильным, а в итоге мучается из-за пустяшных вещей. Основа всему в
том, чтобы дитя кое-что поняло еще в родительском доме. Если человек с юных лет
усваивает глубочайший смысл жизни, то потом все идет как нужно. В противном
случае он получает удовольствие от тленного, от человеческих похвал, которые в
действительности не приносят ему покоя, и остается тленным человеком.
Поможем миру в покаянии
— Геронда, что сегодня способно помочь миру больше всего?
—
Если бы миру преподавалось сегодня покаяние, то помочь могло бы только оно.
Чтобы получить пользу, будем читать как можно больше житий тех святых, которые
обращают особое внимание на покаяние. Просить у Бога покаяния — это значит
просить просвещения. Испрашивая покаяния и сильнее каясь, мы, естественно,
придем в большее смирение. А тогда по необходимости придет большая Божественная
Благодать, просвещение от Бога. Пребывая в покаянии, человек хранит Благодать
Божию. Люди-то ведь хорошие. Вон большинство: не исповедуется, не причащается,
находится в великом неведении, но, с другой стороны, приходят ко мне и просят
помощи. Что-то в этом кроется.
— Геронда, может быть, поводом для
того, чтобы люди приблизились к Богу, становятся испытания?
— Тем, в
ком есть доброе расположение, испытания помогают. Те, в ком такого расположения
нет, начинают обвинять Бога, хулить Его, оправдывать себя. Зло в том, что люди
не признаются: “Согреших”, но терзаются. Диавол имеет в мире великую власть. Мы
дали ему много прав. Во что же превратился сегодняшний человек! Зло в том, что
он, не имея покаяния, препятствует Богу вмешиваться и помогать ему. Если бы было
покаяние, то все бы наладилось. Нас ждут грозы, грозы! Да прострет Бог Свою
руку! Будем просить покаяния всему миру. Будем молиться и о тех, кто сознательно
делает зло Церкви и не намерен исправляться, чтобы Бог дал им покаяние, а потом
забрал их в лучший мир.
Поможем, насколько это возможно, миру в
покаянии, чтобы приять Божии благословения. Покаяние и исповедь — вот что нужно
сегодня. Мой неизменный совет людям: кайтесь и исповедуйтесь, чтобы диавол был
лишен прав, а вы прекратили подвергаться внешним бесовским воздействиям. Чтобы
люди поняли и покаялись, им требуется встряска. К примеру, человек исповедуется
в том, что совершил прелюбодеяние. Духовник читает над ним разрешительную
молитву, накладывает на него епитимью и на этом останавливается. Но духовник
должен помочь ему понять, что зло не заключалось лишь в прелюбодеянии. Кающийся
должен осознать, что, сделав это, он стал преступником, разрушил две семьи. Но
некоторые духовники ни сами не копают глубже, ни людей не заставляют задуматься.
— Геронда, есть люди добрые, однако редко ходящие в храм, не
принимающие регулярного участия в церковных Таинствах…
— Бывают
случаи, когда кто-то нечасто ходит в церковь, но имеет в себе благоговение,
доброту, и поэтому Бог находит Себе место и обитает в нем. Если бы эти люди
участвовали в таинственной жизни Церкви, то они бы весьма преуспели в жизни
духовной. А другие ходят в храм, исповедуются, причащаются, делают все, что
нужно, и, однако, Бог не находит Себе места, чтобы вселиться в них, поскольку в
них нет смирения, доброты, настоящего покаяния. Для того, чтобы прийти в
надлежащее устроение, одной исповеди перед духовником недостаточно. Должно быть
и покаяние. И каждую молитву надо начинать с исповеди Богу. Не так, конечно,
чтобы, не переставая, плакаться: “Я такой, сякой, эдакий!..” — а потом
продолжать свою старую песню. Это не переживание греха. Переживая, человек
становится хоть немного, да лучше.
Помните, с какой простотой молились
израильтяне? “Востани, вскую спиши, Господи”, то есть “Проснись, Господи, что же
ты спишь?” И Господь после “воста… яко силен и шумен от вина и порази враги
Своя вспять…”. С какой простотой, с каким смирением, но и с каким дерзновением
рекли они: “Господи, что мы теперь скажем язычникам? Ты спас нас в Чермном море,
а что нас ждет сейчас? Умирать в пустыне или же попасть под меч иноплеменных? Не
выставляй же нас на посмешище!” Но только не вздумаем и мы открыть свой рот и
ляпнуть подобное: “Что же ты спишь, Господи, и не видишь?” — потому что за это
мы можем получить по макушке. Это будет бесстыдством. Израильтяне рекли это со
смирением и простотой. Они не перекладывали ответственность на Бога, не говорили
Ему: “Зачем Ты так сделал? — но каялись и просили: — Мы достойны зол много
больших, но что мы теперь скажем язычникам?” И видите? Они сразу же приклонили
Бога на милость. Вам это понятно?
Присутствовало признание ошибки,
покаяние, Бог вмешался и “порази враги…”. А если и мы окажемся в трудной
ситуации и не поведем себя духовно, то люди мира сего скажут о нас: “Ну и где же
ваша молитва? Вы ведь говорите, что молитесь. Что же вы, а?”. Так мы становимся
посмешищем.
Покаяние содействует исчезновению зла
Прося миру покаяния, будем причислять к провинившимся и себя. В молитве не
надо говорить: “Помоги миру, миру, который грешен”. Три библейских отрока
родились в вавилонском плену, однако не говорили: “А чем виноваты мы? — но
исповедовались пред Богом: — Нам досталось поделом, мы были достойны и
большего”. Они говорили так, как если бы до вавилонского пленения находились
среди тех, кто преступил Божии заповеди, как если бы и они соучаствовали во
грехе, хотя на деле они были ему непричастны, поскольку в те годы еще не
родились на свет.
Их молитва в вавилонской пещи трогает меня за сердце.
“Праведен ecu Господи о всех, яже сотворил ecu нам… Яко согрешихом и
беззаконновахом… И ныне несть нам отверзти уст… Не предаждь убо нас до
конца… И не отстави милости Твоея от нас, Авраама ради возлюбленного от Тебе”.
То есть: “Поделом, Господи, ты нас наказываешь, ибо мы согрешили. Но только лишь
ради Авраама, которого Ты любишь за то, что он не согрешил, не оставляй нас”.
Они причисляли ко грешникам и себя и верили в то, что говорили устами. Потому и
стала пещь прохладной, тогда как язычников, пришедших на нее посмотреть, опалило
пламя. Не совершая такой работы над собой, человек начинает постоянно находить
себе оправдания. “Меня подтолкнул на грех диавол”, или “Виноват Адам”, или
“Виновата Ева, а не я виноват”. Один “богослов-профессионал” заявил мне как-то
раз: “А почему мы должны теперь страдать из-за Евы?” — “Мил человек, — ответил
ему я, — тебе это, что, мешает спастись? Что ты прицепился к горемыке Адаму и к
страдалице Еве? За одну погрешность — и столько веков томиться в аду! А к нам
пришел Христос и спас нас”.
“Если согрешите семьдесят крат седмерицею, —
сказал Он, — и покаетесь, то Я вас прощу”. Мы грешим тысячи раз, но, только бы
мы каялись искренне, Христос нас прощает. А мы будем говорить, что виноваты Адам
и Ева? И глядите: ведь никому не дают имя Ева. Давайте-ка мы назовем
какую-нибудь послушницу при постриге Евой или, по крайней мере, Зоей, если имя
Ева кажется тяжелым. Ведь это же очень несправедливо так относиться к Еве! Она
родительница всех нас, она матерь всего мира, а мы даже имени ее не хотим
слышать! И проклятию Бог, в сущности, подверг диавола. “Змей был мудр”. Диавол
вошел в змею, чтобы обмануть человека. Смотри: ведь как все валят на Еву.
Говорят, что это она нас погубила, что если бы не ее преслушание, то мы сейчас в
раю жили – не тужили бы. А вот если бы и мы услышали от Христа: “Один раз
допустили погрешность — отправляйтесь-ка на столько-то веков в ад!” Вот тогда бы
пусть поговорили!.. Какой же все-таки неблагодарный мир!..
Так или
иначе, покаяние — это великое дело. Мы еще не осознали, что покаянием человек
может изменить решение Бога. То, что у человека есть такая сила, — это не шутка.
Ты делаешь зло? Бог дает тебе по загривку. Говоришь “согреших”? Бог изменяет
гнев на милость и подает тебе Свои благословения. То есть, когда непослушный
ребенок приходит в разум, кается и испытывает угрызения совести, его Отец с
любовью ласкает и утешает его. Уклонившиеся от заповедей Божиих израильтяне
семьдесят пять лет прожили в вавилонском плену. Но в конце концов, когда они
покаялись, царем стал Кир, о котором можно сказать, что он повел себя лучше, чем
сыны Израилевы, осквернившие жертвенные святыни. Бог изменил образ мыслей Кира и
соделал его верующим в Бога Небесного.
И вот Кир дарует израильтянам
свободу, дает им деньги, дерево для строительства храма, возводит им стены
вокруг Иерусалима и проявляет такую доброту и такое благоговение, которого, да
будет позволено сказать, не проявляли даже сами израильтяне. И все потому, что
народ покаялся и изменился. Видите, как покаяние содействует исчезновению зла!
Афонский старец Паисий Святогорец.
