Эта тень на стене, неподвижна, легка – 

Это ты или я? Погляди свысока

На прошедшие годы, и вспомни, глупец,

Сколько дней ты истратил. Уж близок конец.

Если все, что дано тебе было с небес,

Ты на прах променял, что ты ищешь  чудес?

Чудо в том, что ты прахом доселе не стал,

И еще не пугал тебя смерти оскал.

Что еще не кружит над тобой воронье,

И не вскинуто в гневе последнем ружье.

Если все, что ты знал – лишь вино и порок,

Знай - коса у дверей, намечается срок.

Кто свой посох на кубок менять не спешил,

Кто стремился вперед, кто действительно жил,

Встретит радостно смерть, как в последнем бою.

Брось веселье, мой друг. Дай мне душу твою...

Разве ты не видишь? Всполохи тревоги,

Грязные рубахи и босые ноги.

Небо заалело, дождь кроваво-красный.

Разве ты не слышишь этот гул напрасный?

Ты не замечаешь, что пусты желудки?

Кто-то умирает на вторые сутки.

Но когда воскреснет этот мир потухший - 

Спи, глаза сомкнувши, закрывая уши.

О чем вы поете, холодные ночи?

И ты, заметенная снегом земля?

Иль бури грядущие миру пророчите,

Замерзшие звезды под ноги стеля?

Зовете уйти и оставить напрасные

Тревожные думы и быт трудовой,

Туда, где ущелья и скалы опасные,

Где сказка становится снова живой...

Как в детстве, когда уходил я с опаскою

По насту шагая, в таинственный лес.

И там я встречался со снежною сказкой,

И сотнею зимних волшебных чудес...

Туда ли зовете? И, может быть, где-то

Все тот же парнишка, кем раньше был я,

Шагает по насту и лунному свету,

И ели волшебною стражей стоят... 

Печальная звездочка тихо мерцая 

Спросила у Бога: «Уже умираю?» 

Ответил Господь: «Ты воскреснешь, поверь, 

Не властна над звездами черная смерть!» 

Уж солнце победу зарей возвещает 

А звездочка светит, все также мерцает, 

Сквозь красные пелены тихо горит 

И звездное сердце чуть слышно стучит. 

Вот утро настало, роса полетела 

Туманом на небо, туда, где горела 

Печальная звездочка. Ночью опять 

Ей Бог повелит засиять.

У неба есть печальная история. 

Одна не разделенная любовь. 

Как небо часто обливалось зорями, 

С землей желая слиться вновь и вновь. 

И солнцем согревая землю ласково, 

Просило той же ласки у нее. 

Но все надежды оставались сказками. 

А горизонт – не больше, чем враньем. 

И плакало дождями, горемычное, 

Грозилось громом, гневалось грозой. 

История, как водится, обычная – 

Любим один, и не любим другой. 

И каждый вечер обещало звездами 

И лунным светом не вернуться вновь. 

Сияла грусть серебряными гроздьями. 

Такая вот печальная любовь.

Не под грохот оваций уходим со сцен. 

Ни к чему нам овации – бросьте кривляться! 

Мы уходим со сцен навсегда, насовсем 

Наконец-то срывая обличье паяца! 

И на сцене играем, и в зале сидим, 

Ставим пьесы под смех и издевки Шекспира. 

Мы вообще не актеры, но все, как один – 

Кто в костюме Отелло, кто – глупого Лира. 

Нет того, кто б посмел, нет того, кто бы смог 

Показать лишь себя, не мараясь игрою. 

Будь то наше достоинство или порок – 

Это наша судьба! Не поспоришь с судьбою. 

Каждый день, каждый час, мы уходим в себя, 

А на сцену выходят лишь сотни обличий. 

Мы играем других, наше «Я» загубя, 

И скрываемся в омуте слов и приличий.

И небо над грудой израненных скал 

Царапает брюхо о горный оскал. 

И, эхом врываясь, речная протока 

Крушит, и ломает, и бьется без проку. 

И вдруг, словно зверь, обезумев от ран, 

Бросается, горы беря на таран. 

Но бег остановлен, и черт с ней, с судьбою! 

И снова, и снова готовится к бою! 

От боли и страха безумие скал 

Шлет ветру и небу звериный оскал. 

Разрушены ставни, и сорваны петли, 

Разбиты о камни реки километры. 

Но снова и снова, забыв про урок, 

Вгрызается в камень безумный поток. 

И точит о скалы тупые клыки 

Безумная мощь ошалевшей реки!

Для нас теперь люди ничто не значат,

Родные вовсе нам не нужны.

Сидят на кухне, и вот судачат! –

Любые мелочи им важны!

А нет бы, сказать: «Дорогие, любимые!

Давайте я вам весь мир подарю!»

Так нет же – реальные промахи, мнимые,

Всё, всё несут к своему алтарю!

Да, далеко и ходить не надо,

И каждый сам теперь за себя!

Придумать бы этакую награду:

«Для тех, кто живет лишь себя любя!»

Ее удостоился б каждый первый,

На грудь бы повесил, да не медаль, –

А старый добрый мельничный жернов,

И с кручи бы – прямо в морскую даль!

За что ненавидим мы так друг друга?

Уже и животным мы не чета!

Они хотя б не пускаются в ругань,

Когда в их жизни чего не так.

А мы собачимся и собачимся,

И думаем, будто всегда правы!

За мнимой невинностью вечно прячемся!

«Не я это сделал – сделали вы!»

Одумайтесь, люди, ужель навеки,

Для нас теперь дороги только мы?!

Любовь нас делает человеком,

А эгоизм – исчадием тьмы!

Когда душит меня отчаянье

И не радуют соловьи,

Припаду я к Тебе, нечаянной

Моей радости и любви.

Не за то, что Ты душу грешную

Избавляешь от адских мук,

А за то, что надежду вешнюю

Принимаю из Божьих рук.

Пусть нелегкая, пусть не ладится!

А лампада горит ровней.

День к закату неслышно катится,

И неслышен уж соловей.

Не говори мне ни о чем, я прошу.

Давай смотреть, как искры тают во мраке,

И где-то в небе загораются звезды,

И дальний ветер шепчет нежно о том,

Как хорошо нам быть вдвоем, и всегда

О чем-то думать, наблюдая движенье

Чужих планет, и солнц чужих отраженье

В глазах любимого, любимой глазах.

Мы это знаем все и так, но намек

На наше счастье так приятен и светел,

Что мы смеемся как счастливые дети,

И наше счастье никому невдомек.

И я прошу тебя, родная, молчи.

Смотри, как звезды погибают во мраке,

И искры пляшут над вечерней землею

Последний танец, угасая в ночи.

В этих дивных краях, мы не ведали зла,

Наслаждаясь красою Эдемского сада.

Но однажды змея на себе принесла

Неестественно яркие всполохи ада.

Мы поверили ей, как глупцы из глупцов,

Устремились, ослепнув, в обитель печали.

И ворота Эдемские запер засов.

Из пучины столетий слова зазвучали:

«Вы презрели Мой дар. И отныне вовек

Ваша участь плачевна, и жизнь быстротечна.

И теперь не вернется сюда человек!

Наслаждение – прах! Наказание – вечно!»

Хороводы, хороводы,

Все в соцветьях, кружевах.

Хороводы водят годы,

Носят смертных на руках.

Кто умрет, а кто родится,

Временной водоворот

Закружит, и закружится

Дней бессчетных хоровод.

И безлунными ночами

Люди дремлют впопыхах.

Хороводы кружат нами,

Убаюкивая страх.

Однажды Бог решил спуститься в мир,

Но обнаружил лишь одни руины

И средь руин устраивали пир

Не кто-нибудь, а звери да скотины.

«Где человек?» - спросил Он одного.

И зверь, понурив голову, ответил:

«Давно погибли, только и всего.

Ах, Господи, Ты разве не заметил?»

«Заметил, но хотел у вас спросить –

Ужели все погибли в одночасье?

Я говорил им - нужно лишь любить,

Тогда и радость будет им, и счастье».

«Ах, Господи, все это так, смотри -

Они не стали ждать твоих советов.

Лишь ненависть была у них внутри

И не было, увы, ни доли света»

«Ах, Господи, Ты где все время был?

Ужель оставив мир забыл о людях?»

И Бог ему ответил: «Не забыл.

Я ждал в Раю, Я ждал, что вместе будем»

«Я приготовил им чудесный сад,

И сел у врат, любимых ожидая.

Но я не ждал, что буду виноват,

На площадях и улицах взывая».

«Я им кричал, Я звал, Я помогал,

Я за руку их вел домой, на небо.

Я ради них сошел и пострадал,

Но в сердце их, увы, ни разу не был».

«То не твоя вина, - ответил зверь –

Туда попасть не в силах даже Богу,

И пусть им в рай была отверста дверь

Но к сердцу не протоптана дорога».

«Все это так!» - сказал печально Бог.

И только Он на небо вновь собрался,

Как тоненький и детский голосок:

«Ты Боженька?» - нечаянно раздался.

Среди руин, развалин, налегке,

На босу ногу, в старенькой одежде,

Стоит девчушка, и цветок в руке

Протягивает Господу с надеждой.

И вдруг дитя, доверчиво прильнув

К Его одежде, тихо попросила:

«Возьми меня и Маму» - и вздохнув –

«Она ждала, надеялась, любила».

«И братика возьми, он тоже ждал.

Он только лишь немного не дождался.

И папу тоже, просто он не знал,

Что Ты на самом деле оказался.

«И бабушку, и дедушку возьми!

Они меня конфетами кормили.

И в общем-то хорошими людьми

Знакомые мои, ручаюсь, были»

И было так: разверзлись небеса,

И потряслась земля до основанья.

И Ангелы воспели чудеса,

Исполнившись святого ликованья.

И зверь сказал: "Ну что ж, я был не прав".

И Бог, забрав дитя с Собой, ответил:

"Нам неизвестен человека нрав!

А мир спасли, не кто-нибудь, а дети!"

Когда в душе и холодно и пусто

Я не сломаюсь и не пропаду.

Сжав кулаки до судорог, до хруста,

Я снова встану, я опять пойду. 

Как шел и Ты, оплеванный, побитый.

Пред образом лампаду затеплю.

Мы в этом мире пред Тобою слиты

В одно больше, вечное: "Люблю".

Вместо сотен чудес, я бы выбрал одно,

В этом чуде дожди и огонь листопада,

Зимний вечер, камин, дорогое вино,

И, конечно же – ты, и, конечно же – рядом.

Пусть не так, пусть пурга или вьюга, метель

Даже в холод и стужу, под ливнем и градом,

Мне с тобою – весна, мне с тобою – апрель,

Мне с тобою тепло, только б ты была рядом.

Если будет судьба неприступна и зла

И весь мир превратится в преддверие ада,

Если пламя в камине, и хватит тепла,

Все неважно, поверь! Только ты со мной рядом.

Прутья и сети, прутья из стали,

Вверх по стене, упираются в крышу,

Мы в этом городе чуждыми стали

Нас никогда и никто не услышит.

Вверх по дороге, вниз по теченью,

Пробки и грязь, недовольные лица,

Все, что ты видел, уносит забвенье,

Ты не узнаешь, когда повторится.

Ветер осенний, грустные листья

Цепи машин, и огонь светофоров

Вывел художник несчастною кистью

Прутья стальные, и ржавость запоров.

Где разрешится наше ненастье?

Гулко взлетает прощальное эхо.

Визг тормозов и аварий несчастье,

Ругань, и гром залихватского смеха.

И небо на копьях сосен лежало гулко,

И листьев сырых кочевья желтели звонко,

Я брел среди троп, по старым лесным проулкам,

По старым лесным, по тем, что бродил ребенком.

И кто-то кричал, и кто-то просил несмело,

Провалами глаз, смотрели стволы пустые,

Я брел по земле, топча дорогое тело,

И чувствовал я морщины ее густые

А где-то вдали кричало хмельное детство

Беспечной листвой, торжественно синим небом.

И я побежал, отбросив свое кокетство,

Навстречу мечте, туда где ни разу не был.

Бог, удачно спрятанный в облике залатанном,

Выходил на паперти, созывал народ.

Выходили бедные, ждали гроши медные,

Грязные, чумазые, лезли на перёд.

Уходили хмурые, вялые, понурые -

Им не проповедника, им бы богача!

Только шли унылые, там, где лужи стылые,

Где дома постылые, ставнями стучат.

Опустели паперти, да на старой скатерти,

Бабушка привратница ставила еду.

«Ты куда, болезный мой, вот, откушай, дорогой»

«Нищего не слушали, Господом приду».

Разбрелись года, словно воины

По полю недавней битвы,

По судьбе моей беспокойной,

То и дело, влетая в рытвины.

Оседлать бы коня да в поле!

Где ты молодость и услада?

Где вы годы мои привольные?

Повстречаться мне с вами надо!

Но года, словно платье рваное

Давно уже мной забыто,

Бродят бедные, бродят пьяные,

По лесам и полям, избитые.

И немного, кому поверю я,

Что когда-нибудь все воротится.

Пусть одни дорожат поверьем,

А другие за ними носятся.

Повернуть бы все вспять, да поводом

Повести за собою прошлое…

В поле пусто, лишь я да оводы.

Ах, ворочай обратно, дошлый!

Это было давно, замутило от горечи небо,

Иордан почернел, выходя из своих берегов,

И с насмешкой смотрели на Бога, вкусившие хлеба,

И вчера ликовавшие вдруг превратились в врагов.

И пронзенная болью, застыла, страдая, Мария,

И не смея утешить, рыдал близ нее Иоанн,

И из хлябей небесных ударили струи тугие,

И сильнее вскипел, возмущенный грехом Иордан.

Это было недавно, унылое, хмурое небо,

И народ перед праздником в спешке казнящий Христа.

И смеялись над Ним так недавно просившие хлеба,

И немыми рыданьями плакала Мать у Креста.

Я люблю этот мир, я люблю эту грусть,

Даже если в страданьях, в поту – ну и пусть!

Даже если несчастья одни впереди –

Лишь бы слышать биение сердца в груди.

Знаю я, что дышу не напрасно, не зря.

Знаю – утро настанет, и будет заря.

Пусть не мне, пусть другому наступит рассвет –

Для меня наслаждения большего нет.

Пусть у тех, кто потом – ни борьбы, ни тревог.

Пусть у ног их расстелятся сотни дорог,

Я прошу об одном – не забудьте, что жил,

Что дышал и боролся, страдал и любил.

Мы с тобою вдвоем, средь цветов и химер,

В вечно пляшущем облаке вычурных лилий.

Ах, давай заночуем в одной из пещер,

Говорят, наши предки там счастливы были.

Ты идешь, не касаясь подолом цветов,

Я иду за тобой, весь в обрывках мечтаний.

И для нас приготовлен чудесный альков,

Мы когда-нибудь тоже счастливыми станем.

Но гроза, налетев, мой разрушила сон,

Я остался один, среди гор одеяла.

Только где-то в ночи взмыла стая ворон,

И, во мгле растворившись, невидимой стала.

Он был молчалив ,а она – недотрога.

Он просто страдал, а она перед Богом

Печали свои изливала.

Ему было этого мало.

Он раз прикоснулся – она отвернулась.

Нахмурился он, а она улыбнулась.

«Торопишься» - тихо сказала:

«Ужель тебе этого мало?»

Он ей не ответил, она загрустила.

Он молча ушел, и она отпустила.

А сердце предательски звало.

Ему было этого мало.

Где нет борьбы, там нет победы.

Нет крови там, где нет борьбы.

Какими ни были бы беды,

Запомни,ты - творец судьбы!

Щит труса - низость и коварство,

Щит храбреца - открытый взгляд.

Герои покоряют царства,

А трусы - пятятся назад.

В руках у труса - трафареты,

Исчислил, взвесил, положил,

И нет его - одни приметы.

И лишь храбрец достойно жил.

(Trembix) (c)

Может быть вы уже встречали это:   Говорят, что однажды собрались в одном уголке земли вместе все человеческие чувства и качества. Когда СКУКА зевнула уже в третий раз, СУМАСШЕСТВИЕ предложило: - А давайте играть в прятки!?. ИНТРИГА приподняла бровь: - Прятки? Что это за игра?? И СУМАСШЕСТВИЕ объяснило, что один из них, например, оно, водит -закрывает глаза и считает до миллиона, в то время как остальные прячутся. Тот, кто будет найден последним, станет водить в следующий раз и так далее. ЭНТУЗИАЗМ затанцевал с ЭЙФОРИЕЙ, РАДОСТЬ так прыгала, что убедила СОМНЕНИЕ, вот только АПАТИЯ, которую никогда ничего не интересовало, отказалась участвовать в игре. ПРАВДА предпочла не прятаться, потому что в конце концов ее всегда находят. ГОРДОСТЬ сказала, что это совершенно дурацкая игра (ее ничего кроме себя самой не волновало). А ТРУСОСТИ очень не хотелось рисковать. - Раз, два, три...- начало счет СУМАСШЕСТВИЕ Первой спряталась ЛЕНЬ, она укрылась за ближайшем камнем на дороге, ВЕРА поднялась на небеса, а ЗАВИСТЬ спряталась в тени ТРИУМФА, который собственными силами умудрился взобраться на верхушку самого высокого дерева. БЛАГОРОДСТВО очень долго не могло спрятаться, так как каждое место, которое оно находило казалось идеальным для его друзей: -Кристально чистое озеро - для КРАСОТЫ. -Расщелина дерева - так, это для СТРАХА. -Крыло бабочки - для СЛАДОСТРАСТИЯ. -Дуновение ветерка - ведь это для СВОБОДЫ! -И оно замаскировалось в лучике солнца. -ЭГОИЗМ, напротив, нашел только для себя теплое и уютное местечко. -ЛОЖЬ спряталась на глубине океана (на самом деле она укрылась в радуге), а СТРАСТЬ и ЖЕЛАНИЕ затаились в жерле вулкана. ЗАБЫВЧИВОСТЬ, даже не помню где она спряталась, да это и не важно. Когда СУМАСШЕСТВИЕ досчитало до 999999, ЛЮБОВЬ все еще искала, где бы ей спрятаться, но все уже было занято. Но вдруг она увидела дивный розовый куст и решила укрыться среди его цветов. - Миллион, - сосчитало СУМАСШЕСТВИЕ и принялось искать. Первой оно, конечно же, нашло ЛЕНЬ. Потом услышало, как ВЕРА спорит с Богом, а о СТРАСТИ и ЖЕЛАНИИ оно узнало по тому, как дрожит вулкан. Затем СУМАСШЕСТВИЕ увидело ЗАВИСТЬ и догадалась где прячется ТРИУМФ. ЭГОИЗМ и искать было не нужно, потому что местом, где он прятался оказался улей пчел, которые решили выгнать непрошеного гостя. В поисках СУМАСШЕСТВИЕ подошло напиться к ручью и увидело КРАСОТУ. СОМНЕНИЕ сидело у забора, решая, с какой же стороны ему спрятаться. Итак все были найдены: ТАЛАНТ - в свежей и сочной траве, ПЕЧАЛЬ - в темной пещере, ЛОЖЬ - в радуге (если честно, то она пряталась на дне океана). Вот только ЛЮБОВЬ найти не могли... СУМАСШЕСТВИЕ искало за каждым деревом, в каждом ручейке, на вершине каждой горы и, наконец, он решило посмотреть в розовых кустах, и когда раздвигало ветки, услышало крик. ..Острые шипы роз поранили ЛЮБВИ глаза. СУМАСШЕСТВИЕ не знало что и делать, принялось извиняться, плакало, молило, просило прощения и в искупление своей вины пообещало ЛЮБВИ стать ее поводырем. И вот с тех пор, когда впервые на земле играли в прятки, ЛЮБОВЬ слепа и СУМАСШЕСТВИЕ водит её за руку.. Интересно, да?

Из людей достоин сожаленья

Только тот, кто пожалел других,

Кто в любви не испытал сомненья,

И в ком голос правды не затих.

И достоин почести без лести,

Кто, врагу отдав последний грош,

Не продал ни доблести, ни чести,

И любовь не отдавал под нож.

Но всегда, кто зову сердца внемля,

Осудил и трусость и порок –

Вдруг бессрочно покидает землю,

Словно чести назначают срок.

И того, кто тратил все стремленья,

Лишь на то, чтоб мир узнал любовь,

Мы убьем, без слез и сожаленья,

Проливая доблестную кровь.

"А почему именно Христос? Почему именно этот Бог? Разве все остальные религии хуже? Почему ты так защищаешь этого Бога?" Может быть, каждому верующему пришлось столкнуться с таким вопросом от своих неверующих друзей, близких. Приходилось сталкиваться и мне. И сначала я не находил ответа, потом не мог придумать ничего путней как - потому что я так хочу! Затем было обучение, и я мог сказать, что христианство - это богооткровенная религия, что язычестсво - это заблуждение испорченного грехом человеческого ума и насмешка диавола. Но аргументы эти не действовали на других. И я подумал - неужели так все сложно? И Христос не может ответить за Себя? Мне просто необходимо было ответить на вопрос, который был задан уже не друзьями-атеистами, а моей душой и разумом - А по какому праву я могу заявлять о том, что моя вера истинная? Кто мне дал такое право? Чем я могу обосновать это утверждение?

Казалось, что я стою на волнах, как когда-то Петр, идущий к Иисусу, и начинаю утопать. "Господи, помоги!" И ответ пришел. Стало ясно и легко, как бывает когда отгадаешь головоломку.

Вспомним Синай. И Бога, говорящего лицом к лицу с Моисеем. И слова, громом прогремевшие, "Я Господь, Бог твой!" И все встает на свои места. Кого из древних Божеств мы можем назвать, кто говорил бы о себе так категорично, кто заявил бы о себе своему народу, и сказал бы: Я твой бог! А ты мой народ!? Никто. Я таких не знаю. Немыслимо было чтобы кто-то так сказал о себе из тех глиняных божков, которых лепили массами. Во времена Моисея разве что фараон мог называть себя богом. Но что он был за бог? Разве кроме него, никому больше не поклонялись? Да каждый народ, чтивший своих богов спокойно мог чтить других! И никому бы в голову не пришло сказать соседнему народу - ваши боги не истинные! У них просто не было никакого морального права так заявить. У кажого народа, у каждого дома был свой бог. И это считалось нормальным!

Но что мы видим? Этот израильский народ! Уж как он насолил фараону! А потом давай громить население ханаана! И что это за народ? Они заявляют что ИХ БОГО ИСТИННЫЙ и все. Хотя израильтяне еще не освободились от общего настроения. Они считали Бога своим Богом, а у других народов также признавали богов, но считали их слабыми. Лишь потом начнется осознание того, что боги народов - бесы, серебро и золото, дела рук человеческих. И ТУТ! В этой кутерьме богов, богинь, духов и тому подобных существ, появляется НЕКТО, Кто вдруг заявляет о Себе: "Я - Господь, Бог твой, да не будет у тебя других богов, кроме меня. Не поклоняйся и не служи им!" Что ж это такое? Да бросьте не может быть! Что там евреи придумали? Представим себе переполох народов, которые видели двигающийся по пустыне непобедимый народ непобедимого Бога, который ежедневно пребывал среди сынов израилевых, и говорил с вождем народа - Моисеем. "Я Господь Бог твой, который вывел тебя из земли Египетской!" - никто так не мог о себе сказать.

Моисей сам такого придумать не мог - потому что и он плоть от плоти - израильтянин. И он жил в Египте, и был воспитан при дворе фараона. Он знал о других богах. Израильтяне знали. Когда Моисей 40 дней был на горе, они не вытерпели и отлили себе тельца. Это говорит о том, что народ не мог тогда думать, что существует только один БОГ! Они признавали божество и за другими. Поэтому слова: "Я - Господь Бог твой" - мог сказать только один БОГ. Разве этого недостаточно, чтобы поверить в богооткровенность Писания?

Значит Бог явил себя людям и открыл Себя в Писании. Поэтому, я с полной убежденностью говорю: моя религия богооткровенная! Не придуманная людьми, потому что люди эти слова просто не могли придумать. Потому я верю в Бога, и в Сына Его - Иисуса Христа!!!

"Отче Святый! Соблюди их во имя Твое; тех, которых Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы" (Ин. 17, 11). Обратите внимание, что слово “тех” написано в синодальном переводе курсивом или взято в квадратные скобки, или еще что, в общем - выделено. В то же время в 12 стихе той же главы, в точно такой же фразе, это слово написано обычным шрифтом. Дело в том, что синодальный перевод следует в данном месте Вульгате и некоторым поздним греческим рукописям. Однако, в подавляющем большинстве рукописей, особенно древних, 11-й и 12-й стихи отличаются. Во всех современных изданиях и, даже, в классическом Textus Receptus в 12-м стихе стоит ous dedokas (греческий в наглую здесь не отображается ИТ). Относительное местоимение ous означает винительный падеж множественного числа, мужского рода. Однако в 11-м стихе стоит w dedokas. Относительное местоимение w (пишется с облечённым ударением и подписной йотой) означает дательный падеж единственного числа, мужского рода (см. напр. Дж. Грешем Мейчен. Учебник греческого языка Нового Завета. Российское Библейское общество. Москва. 1994. Стр. 127). Исходя из этого мы видим, что правильный перевод этого места таков: “Отче Святый! Соблюди их во имя Твое; которое Ты Мне дал, чтобы они были едино, как и Мы”. Отец даёт Сыну Своё имя!!! (См. напр. Благая Весть / Новый Завет / современный перевод с греческого текста. World Bible Translation Center. Москва. 1992). В New American Standart Bible так и переведено: "Holy Father, keep them in Thy name, the name which Thou hast given Me, that they may be one, even as We are". В современном русском переводе Кузнецовой (Радостная весть), хотя я его и не люблю, читаем вот что: "О святой Мой Отец! Силой имени Твоего, что Ты дал Мне, сохрани их, чтобы были они едины, как и мы едины с Тобой". Хотя здесь не совсем понятно, относится ли местоимение что к имени или к силе. Но уж это перевод такой.

Подожди, не суди до времени,

Погоди, как осядет пыль -

Кто остался стоять у стремени,

Кто свалился в степной ковыль.

Кто от страха свернул на сторону,

Кто на вражье упал копье,

Кто достался степному ворону,

Ох, и каркает воронье!

Пока поднята пыль копытами,

И горячая кровь в висках,

Не зови даже тех убитыми,

Кто давно обратился в прах...