«Собрались однажды десять мудрых мужиков ругать одного сумасшедшего. “С тобой, гад, – говорит один, – невозможно работать. Все люди как люди, тянут по карманам, что могут, а ты все по описи начальству сдаешь”. “До каких пор, – кричит второй, – ты, паразит, по-русски говорить не научишься? Ни матюка от тебя, ни анекдота не услышишь”. Третий кричит: “Ты или сам пей, или другим пить давай! А то глянешь под руку – водка во рту колом становится”.
Долго ругали десять нормальных мужиков одного идиота. А тот знай плечами жмет да глазами хлопает. Да еще про себя, видно, шепчет что-то. Оно и понятное дело – сумасшедший».

"... верность, благородство, умение любить. Обожаю, обожаю эти волшебные чувства, которым никогда, никогда не придет конец".

Евгений Шварц. "Золушка".

    Вчера ко мне приходило счастье. Оно было одето в осень, пахло разноцветными дождями и почему-то пряниками. Мы сидели на кухне, я угощал его горячим чаем, а оно добавляло в него насушенные за август лепестки опавших звезд. Потом оно село на мой подоконник и тихонько запело. Оно пело о светлом, о важном, о любимом, о том, что молча живет в сердце и делает руки нежными, оно пело о смехе людей, похожим на теплый янтарный ветер, и о мокрых от росы тропинках, ведущих к тому, что ищет каждый. Мы провели вместе всю ночь. Оно то птицей садилось на плечо, то мягкой урчащей кошкой лежало на коленях. А утром оно засобиралось в путь, извинялось, обещало обязательно заглядывать на огонек, потом накинуло на тонкие плечики радугу, раскрашенную детскими снами, и вылетело за дверь. Но я рад, потому что обернувшись на пороге, оно сказало мне, что идет к тебе. Встречай.

 А лето собирает чемоданы

     В этом году какой-то особенный выдался отпуск. С первых чисел августа убежала на дачу, прихватив подмышку свою таксу. Так и прожили там с Таськой до Праздника Успения. Чудесные солнечные дни пекли макушку. На терраске было жарко. Пришлось даже ставить стол на большущем крыльце, и вечерами там чаевничать, засматриваясь на цветущий климатис и яркие островки разноцветных флоксов, с детства как-то особо мною любимых. Белые, розовые, сиреневые и необыкновенно красивые - малиновые, их сильнее всех целовало солнышко.

       И опять очень-очень хотелось в Дивеево. Но... этим августом не получилось. То - группа не собралась, то - с автобусом проблемы. А всё-таки  батюшка Серафим утешил! Каждый день в десять вечера читали по радио "Вера"  главы из романа Павла Владимировича Тужилкина "Пламенный". Эти ежедневные шестьдест минут рядышком с Преподобным  согревали мое сердце его пламенной любовью и особым участием.

     Время на даче всегда течет медленнее. И в этой тишине августовских дней обреталось счастье, ждавшее своего часа. Жаль только немного, что лето собирает чемоданы.

Теплой вам, мои дорогие, погожей осени! 

... Рождество стояло у окна и рисовало на стеклах морозные цветы, ждало, когда в доме вымоют полы, расстелят половики, затеплят лампады перед иконами и впустят Его... 

Наступил сочельник. Он был метельным и белым-белым, как ни в какой другой день. Наше крыльцо занесло снегом, и, разгребая его, я подумал: необыкновенный снег... как бы святой! Ветер, шумящий в березах, - тоже необыкновенный! Бубенцы извозчиков не те, и люди в снежных хлопьях не те... По сугробной дороге мальчишка в валенках вез на санках елку и как чудной чему-то улыбался. 

Я долго стоял под метелью и прислушивался, как по душе ходило веселым ветром самое распрекрасное и душистое на свете слово - «Рождество». Оно пахло вьюгой и колючими хвойными лапками... 

Василий Никифоров-Волгин