Иногда вспоминаются эти строчки из написанного митрополитом Антонием (Сурожским) руководства "Учитесь молиться":

***

Здесь я хотел бы напомнить вам притчу о мытаре и фарисее. Мытарь приходит в храм и стоит позади, у входа. Он знает, что стоит осужденным; он знает, что в категориях справедливости ему надежды нет, потому что он не причастен Царству Божию; он – вне царства правды и праведности или царства любви, потому что не принадлежит ни царству праведности, ни царству любви. Но в той жестокой, уродливой жизни насилия, которая является его жизнью, он научился чему-то, о чем праведный фарисей не имел и понятия. Он научился, что в мире соперничества, в мире хищнических отношений, жестокости и бессердечия, единственное, на что можно надеяться – это на вторжение милосердия, на вторжение сострадания, неожиданное и невероятное, которое не коренится ни в исполнении долга, ни в строе естественных отношений, и которое приостановило бы закономерность жестокости, насилия и бессердечности в повседневной жизни. Мытарь, будучи вымогателем, ростовщиком, хищником, знал из собственного опыта, что бывают моменты, когда безо всякой причины – поскольку это никак не входит в его мировоззрение – он вдруг простит долг, потому что его сердце дрогнуло и стало уязвимым; когда, может случиться, он не предаст кого-то в тюрьму, потому что человеческое лицо что-то ему напомнило или звук голоса коснулся его сердца. Логики в этом нет; это не входит ни в его образ мыслей, ни в его обычный образ действий. Тут, наперекор и вопреки всему, вторгается нечто, чему он не может противиться; и он тоже, вероятно, знает, как часто сам бывал спасен от конечной катастрофы этим вторжением неожиданного и невероятного – милости, сострадания, прощения. И вот он стоит у церковной притолоки, зная, что область внутри храма – область праведности и любви Божией, которой он не принадлежит и куда вступить не может. Но он по опыту знает, что невероятное сбывается, и тут-то он и говорит: “Помилуй! Нарушь законы справедливости, нарушь законы религии, милостиво сойди к нам, не имеющим права ни на прощение, ни на то, чтобы вступить в эту область”. И вот я думаю, что это – исходная точка, от которой мы должны начинать снова и снова, постоянно.

***

На мой взгляд, они здорово отражают реалии не только евангельских времен, но и нашей эпохи. Особенно актуальной кажется рассмотренная им ситуация в условиях динамичного развития отнюдь не лучших тенденций в обществе. Эта возможность милосердия для человека, подобного евангельскому мытарю - всегда его внутренний нравственный подвиг. Людям жестоким отнюдь не так просто миловать. Когда они пытаются помиловать кого-то, то наталкиваются на внутреннее сопротивление - их же убеждения и взгляды начинают противодействовать душевному порыву  миловать. Когда я смотрю на них в этот момент, то чувствую эту их внутреннюю борьбу с собственными убеждениями. Интересным фактом является также то, что отнюдь не всегда милосердие побеждает. Это похоже на то, как человек тянется из болота, а потом устает и сам себе говорит: "А, ну и черт с ним!" и возвращается к своему обычному состоянию. Бог видит человека всегда. В любые минуты. И, на мой взгляд, минуты, подобные "вторжению милосердия, вторжению сострадания, неожиданному и невероятному, которое не коренится ни в исполнении долга, ни в строе естественных отношений" рассматриваются Богом особенно тщательно. В такие минуты сердце человеческое представляет собой очень точные весы, на которые он складывает свои аргументы "за" и "против". И вот тут перед нами предстает очень интересная ситуация. Как правило, в нашем материалистичном мире милость часто не сопряжена с материальной выгодой. Я помог инвалиду? Тогда я не смогу купить новый ноут в карбоновом корпусе.  Я хочу простить врага? Но ведь он столько сделал мне зла... И я тут же начинаю прокручивать в памяти все сцены конфликтов, скандалов с ним, припоминать во что мне встали его "козни". Соответственно, во время процедуры "взвешивания" аргументы "за" весьма быстро заканчиваются. И вот тут у человека появляется выбор: либо сказать "я же обычный человек" и отказать в милости (ну как же, "семерку" то я на старом ноуте не запущу...), либо сделать усилие и просто про себя забыть ради того, чтобы помиловать человека. Потому что пока я не забуду про то, какой я "великий" - я никак не смогу забыть о своих интересах и нанесенных мне обидах. А так - просто вычеркнуть себя, свое эго из сознания хотя бы минут на 10, фактически положить свое эго на чашу "за". На мой взгляд слова Спасителя "Кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною" в части отвергнуться в подобных ситуациях, когда человек волен сделать милость, пусть и "в ущерб себе", означают именно это. 

И вот что удивительно: я много раз наблюдал следующую картину. Когда человеку удается пересилить себя и помиловать - он сам тут же просвещается изнутри каким-то духовным незримым светом. Это сложно объяснить в двух словах, но на деле это выглядит так, как будто к нему в считанные минуты после сделанной им милости приходит чувство неземного утешения. Мир в душе. Или Божественное утешение. Причем сам он часто этого не замечает, но со стороны изменения слишком очевидны, чтобы их игнорировать.

Все, что делается ради Бога, никогда не остается без награды. Другое дело - когда она придет? Она может прийти сразу, а может и через годы, но в таком объеме, что у человека иногда от восхищения пропадает дар речи. Бог волен изменить к лучшему всю судьбу человека ради одного его действия, направленного не на удовлетворение собственных интересов, а на дело, совершаемое ради Бога и во Славу Божию.