В убогой келье, одинокой,
На хладных каменных плитах,
В тиши обители далекой
Молился пламенно монах.
Просил у Господа прощенья,
Самоотверженности, сил,
Чтоб побороть те искушенья,
Что он с трудом переносил.
На нем лежало послушанье
Пришельцев, бедняков кормить,
Но к ним святого состраданья
Не мог в себе он возбудить.
Был полдень. В келье полутемной
Вдруг свет лучистый воссиял,
И уголок молитвы скромный
Струею теплою обдал.
И инок увидал в смятенье
Христа в хитоне пред собой,
Он пал на землю в восхищенье,
Исполнен радости святой.
То был Господь не в час страданья,
Не в час распятья на кресте,
Не в час молитвы в Гефсиманьи
С следами крови на Лице, -
То был Господь, как Он являлся
Путь жизни людям указать,
Когда на гору поднимался
Святую проповедь сказать;
То был Господь, когда полями
На Пасху в град Иерусалим
Спокойно шел с учениками,
С толпой, грядущею за Ним.
Из глубины души смиренной
В восторге инок возгласил:
«Кто ж я, что Ты, Господь вселенной,
Меня сегодня посетил?
О, дай всем сердцем помолиться,
Упавши ниц перед Тобой,
И дай мне счастьем насладиться,
Молитвой чистою - святой».
Но вдруг протяжный звон раздался,
Несясь далеко по полям,
Им час полдневный возвещался -
Раздачи хлеба беднякам.
Тот звон внезапное страданье
В душе монаха возбудил:
Ужель идти на послушанье?..
Оставить Господа нет сил!..
Но голос совести, смиренья
Шептал: «Ты долг свой исполняй,
А все тревожные сомненья
На волю Господа отдай».
И он пошел туда, где ждали
Те, кто так часто голодал,
Кого мученья так терзали,
Что запах хлеба убивал.
Им ныне монастырь казался
Звездою райской, золотой,
А хлеб, что щедро раздавался,
Казался Трапезой Святой.
Окончил инок послушанье;
Обратно в келию спешит,
В душе тревога, ожиданье,
И сердце трепетно стучит.
Ушел ли Гость неоцененный,
Иль ждет его Он, может быть...
С надеждой тайною, священной
Спешит он дверь приотворить.
И что же? Дивное сиянье
Он снова в келье увидал,
И оправдалось ожиданье -
Господь опять пред ним стоял.
И Глас Божественный раздался:
«Зачем ты возроптал тогда?..
И если б в келье ты остался,
То Я ушел бы навсегда».
В.Г. (так подписывала свои стихи Валентина Сергеевна Гордеева - вторая настоятельница Марфо-Мариинской обители),
Москва, 1912 г.