Почему я больше не хожу в Церковь

Когда вступаю в диспуты на тему религии и Православия, высказываю свою точку зрения, а она у меня сейчас одна – негативная, меня обрывают фразой «тебе этого не понять, ведь ты не знаешь Бога так, как знаем мы». Многие мои собеседники и представить себе не могут, что скрывается за моим негативным отношением к религии. Когда-то я приняла Бога, искренне верила во все, что написано в церковных книгах. Но любовь к Богу-Отцу ничего хорошего, по сути, мне не дала. Естественно, скажи я это в обществе верующих людей, в меня бы тут же запустили словесные (в лучшем случае) камни и повесили ярлык «атеист».

Мое приобщение к православному миру началось, когда мне всего-то было четыре года. Как это бывает, работающие родители частенько оставляли меня у бабушки. Именно она решила внести свою лепту и воспитать меня в духе Православия. Она брала меня с собой на церковные службы, а вместо сказок читала мне на сон грядущий жития святых и главы из Библии.

Прежде чем научилась хорошо читать, уже наизусть знала три молитвы (бабушка читала строчку, а я повторяла за ней). Как сейчас помню, впервые исповедовалась в шесть лет, прямо перед первой школьной линейкой. Я стояла возле священника и не знала, в каких именно ему грехах признаться в шесть-то лет. Чтобы долго не мучить «грешное дитя», он спросил «Ты споришь со старшими?». Сказала, что да, и он отпустил мне этот грех.

Из детских воспоминаний один эпизод особенно потряс меня на всю жизнь – бабушка прочитала мне, шестилетней девчонке, пророчество Иоанна Богослова о конце света. После этого ночные кошмары были мне обеспечены в течение трех лет. Будучи ребенком, сложно было понять православную логику от Иоанна, который описал жуткие картины последних дней человечества. Еще долго я размышляла: если Бог – наш Отец и нас любит, тогда как Он может так поступить со своими детьми? Честно, непонятно и по сей день…

Мои родители не были против наших с бабушкой походов в церковь, они не видели в этом ничего криминального. Вскоре после моего приобщения к религии у меня начались приступы жуткой головной боли. С каждым годом они становились все чаще – в девять лет раз в неделю были точно. Мама меня записала на прием к детскому невропатологу, он назначил мне курс лечения, более десяти лет простояла у него на учете, но все это не помогло.

Трудно возвращаться к этому снова, но иногда с ужасом вспоминаю, как мучилась от приступов. Где-то час ночи, все спят, я лежу на холодном полу в коридоре. Невыносимая головная боль, ощущение такое, словно что-то сжимает голову, пронзая ее электрическими молниями. Это был не первый раз, когда я лежала на полу возле туалета и просила у Бога прощения за все, в чем, мне казалось, я перед Ним провинилась. Все это происходило со мной сотни раз. Ни одна таблетка мне не помогала, лишь после того как меня выворачивало наизнанку, становилось легче, после чего, обессилевшая, добиралась до своей кровати.

Помимо церковных служб я ходила на рок-концерты, увлечение этим музыкальным направлением стало единственным самостоятельным выбором, не навязанным кем-то. Мои друзья-рокеры не были верующими, да это тогда меня и не волновало, ведь они интересные люди, верные друзья.

Сейчас не понимаю, почему я решила уйти в монастырь. Тогда я училась на втором курсе филфака. В какой-то момент меня что-то переклинило, иначе это назвать нельзя. Начала отдаляться от друзей, родных и стала больше проводить время в храмах. Моя подруга-психолог заметила резкие перемены во мне, пыталась поговорить на эту тему, но все разговоры сводились к ссоре; как специалист она хотела помочь, а я все больше замыкалась. Вскоре я осталась одна…

Поверьте, одиночество лечит. Наступил день, когда осознала – нужно что-то делать. Собралась с духом и записалась на прием к психологу. Три месяца ушло на то, чтобы привести меня в порядок после педагогических экспериментов бабушки. Сначала я ходила на прием два-три раза в неделю. Мы часами разговаривали, иногда психолог вводил меня в состояние транса. И вот однажды, на очередном приеме, я сказала, что вера в Бога – это не мой выбор и что все это время я жила в каких-то религиозных иллюзиях. А вечером я сидела посреди своей комнаты, рыдала и кричала: «Бога нет, Он умер». Родители не могли понять, что случилось, они не знали о психологической терапии, которую я прошла.

Снять крестик, с которым я никогда не расставалась, оказалось нелегко, но это был конец моей зависимости от веры. С тех пор меня перестала мучить бессонница и самое удивительное – прекратились приступы и жуткие головные боли.

Сожалею лишь об одном – жить по-настоящему я начала только сейчас. Не желаю никому пройти через все это. Прошло достаточно времени, чтобы все переосмыслить и многое понять. Лишь одно я знаю точно – никто в моей истории не виноват, просто добро иногда может принести большее разрушение, нежели зло. Не могу сказать, что из всего этого не вынесла что-то полезное для себя. Я стала больше ценить жизнь, наслаждаться каждым днем. Дала себе обещание не тратить ее впустую, ведь пока я рассуждаю о том, как надо жить, – жизнь проходит.

Стоит послушать истории тех, кто побывал в той или иной религиозной секте, как возникает вопрос: а чем Православие отличается от них? Есть ощущение, что ничем не отличается… Войти в мир Православия легко, а выйти и научиться жить без Бога намного сложнее. Просто нам легче жить и не страшно умирать, когда знаешь, что там, на небе, Кто-то есть. И еще один вопрос лишает покоя: кто дает взрослым моральное право самостоятельно заниматься религиозным воспитанием детей? Зачем рушить хрупкий детский мир своими страхами и видениями этой «греховной» жизни?

Алиса Михайлова

Не подменять веру суррогатом

Каждый из нас хочет знать, зачем и Кем ему дана эта жизнь, какой в ней смысл, что будет после того, как она закончится. И потому дар веры, подающей ответ на все эти «проклятые» вопросы, – главное сокровище, которое может обрести человек на пути своего земного странствия. И как же страшно, когда вера подлинная подменяется каким-то уродливым суррогатом, когда богооткровенная истина подменяется болезненными вымыслами и домыслами человеческими! Когда кто-то подает нуждающемуся в хлебе жизни холодный, мертвый камень...

Что-то подобное произошло с автором этой горькой исповеди, человеком, чья душа так нуждалась в вере и так страшно была обманута.

Я не знаю жизни написавшей данный текст девушки, тем более не имею представления о всех ее обстоятельствах. Но вот первое, что вызывает у меня недоумение: как получилось, что при живых и, судя по тому, что она рассказывает, здравствующих родителях ее воспитание, в том числе и религиозное, оказалось передоверено бабушке? Ответа на этот вопрос у меня нет, однако могу сказать определенно: здесь тот первый излом, который получила ее душа. Излом, из-за которого все впоследствии было так тяжело и так болезненно. Родительские любовь и забота, тепло, в котором отогревается, напитывается радостью детская душа, – основа той «иммунной системы» человека, которая позволяет справляться впоследствии с самыми серьезными испытаниями. Если же этой основы нет, то и иммунитет не может не пострадать.

Возможно, что бабушка автора была хорошей, доброй, заботливой. Возможно, что она искренне хотела как лучше... Но она не могла восполнить то, что должны были дать родители и чего не мог дать никто другой. Не смогла она, видимо, раскрыть перед внучкой и глубину, сокровенное содержание того, чем является в существе своем вера. И вера, не принятая сердцем, не понятая умом, воспринятая как что-то внешнее, не могла проникнуть в душу, не могла уврачевать раны детского сердца. Более того, по какой-то причине, коренящейся, как очевидно из рассказа, в особенностях психологии Алисы, ею было усвоено лишь некое «отрицательное содержание веры», то, что воспринимается как угроза, что приводит в состояние подавленности, стресса. А свет, радость, надежда и любовь, источником которых и служит вера, остались для нее недоступными.

Ее история не является типичной; мне, как священнику, гораздо чаще приходится видеть не тех, кому Церковь наносит травму, а, напротив, людей, обретающих в Церкви мир и успокоение. Алиса задается вопросом о том, чем Православие отличается от той или иной религиозной секты. А я бы скорее спросил о другом: что у Православия с этими сектами общего? Лично я не нахожу ничего. Православию чуждо запугивание человека, в Церкви никого не удерживают насильно, нет системы контроля за прихожанами, нет обязательных членских взносов, нет отсечения человека от источников внешней информации, нет покушения на внутреннюю свободу личности.

Другое дело, что в Церковь подчас приходят люди с уже сформировавшимся сектантским сознанием. Впрочем, они в данном случае, что называется, ошибаются дверью. И именно они зачастую ломают психику своих детей, навязывая им веру насильно, запугивая карающим Богом – Богом, который тебя накажет. Их неверные представления о христианстве деформируют сознание ребенка, встают между ним и Церковью, замещая Церковь каким-то страшным, ничего с ней общего не имеющим фантомом. Итог бывает плачевный. Сходный с тем, который мы видим в истории Алисы. Это беда. И беда вдвойне, потому что трудно с этим что-то поделать: ведь не вторгнешься в семью, не запретишь родителям, дедушкам, бабушкам забивать головы и сердца детей своим неправославным «Православием»... Мне (и, как я хорошо знаю, многим другим священникам) нередко приходится убеждать взрослых людей, чтобы они не надиктовывали своим дочерям и сыновьям, что им говорить на исповеди, не пытались контролировать от и до их внутреннюю жизнь, не стремились лишить их внутренней свободы. Но преуспеть в этом удается далеко не всегда. Не скажу, что таких людей много, однако они есть и, как правило, весьма крепко держатся за свои заблуждения. Если кто-либо из читающих этот текст поймет, что и он допускает в отношении своего ребенка такую ошибку, очень прошу: остановитесь, пока еще не поздно. Пока все не закончилось как в случае с Алисой. Впрочем, надеюсь, что ничего еще пока не закончилось: жизнь долгая, и Господь может по милости Своей исправить совершенные нами ошибки.

Игумен Нектарий (Морозов), 
настоятель архиерейского подворья – храма в честь иконы Божией Матери «Утоли моя печали»

P.S. От редактора

Пока материал готовился к публикации, Алиса повстречалась с отцом Нектарием. Она призналась, что думает, что рано или поздно все-таки придет в Церковь, но сделает это сама, а не под чьим-то давлением, не потому, что кто-то скажет ей, что так надо. Отец Нектарий, рассказывая мне вкратце об их разговоре, был уверен: в Церковь Алиса и вправду обязательно вернется. Однако он не убеждал ее в том, что это должно произойти как можно скорей, а только сказал, что очень ей этого желает. И обещал молиться о ней.