Царственный Мученик князь Владимир Палей

10-го января (28-го декабря по старому стилю) отмечается земной день рождения Царственного Мученика князя Владимира Палей, одного из т.н. «Алапаевских Новомучеников», - группы царственных узников, злодейски убитых безбожными большевиками 5 июля 1918 г., на следующий день после зверского убиения Царя-Мученика Николая и его Семьи. Ввиду того, что святой князь Владимир не так широко известен, как другие царственные мученики, поистине по промыслу Божию нам дано было узнать о нем и о его мученическом подвиге из прекрасной биографии его, озаглавленной «Поэт из Дома Романовых», написанной Хорхе Франциско Саенц Карбонеллом и ныне издаваемоей в 2003-2004 гг. калифорнийским журналом «История Европейских Королевских Домов».

Автор биографии, Хорхе Саенц, родился в городе Сан Хозе, в Коста Рике. Он является профессором правоведения при университете Коста Рики, а также преподает историю дипломатии при институте иностранной службы Коста Рики. Он издал несколько книг на испанском языке, преимущественно о юридической, дипломатической и политической истории Коста Рики. Автор впервые заинтересовался князем Владимиром Палей после того, как прочел автобиографию сводной сестры последнего, Великой Княжны Марии Павловны. Позже, ознакомившись еще и с другими материалами о князе, он был восхищен жизнью и трудами юного мученика, его крепкой верой, его талантом, а также был потрясен убиением князя и его родственников в Алапаевске. Будучи глубоко тронут письменными трудами князя Владимира, автор захотел распространить как можно шире знание о таком талантливом писателе и замечательном человеке, что и привело к написанию данной биографии.

Мы получили разрешение от самого автора воспользоваться выдержками из его книги для составления жития Царственного Мученика князя Владимира Палей. Глава о последнем крестном пути и смерти Алапаевских Новомучеников представлена почти целиком.

ПОЭТ ИЗ ДОМА РОМАНОВЫХ

Князь Владимир Палей, двоюродный брат последнего Царя, был поэтом из дома Романовых, но не Романовым. Благодаря неравному браку его родителей, он по законам Императорской Фамилии не мог считаться членом династии. Это обстоятельство могло бы спасти ему жизнь; однако, когда большевики потребовали от него, чтобы он отказался от своего любимого отца, Великого Князя Павла Александровича, Владимир остался верным сыновней любви и чести, и выбрал взамен заточение и смерть.

Он жил на земле всего лишь 21 год. Однако, за время такого краткого земного пути он сумел впечатлить всех окружающих своими необычайными дарованиями. Особенно удивительно было видеть, каким естественным и обильным потоком лились из под его пера светлые и гармоничные стихи, как музыкальные ноты у Моцарта. Он был зверски убит в 1918-ом году, в то время, когда он, казалось, был призван стать одной из величин русской литературы, а его поэзия, полная пылких чувств, юной свежести, и подчас мистической глубины, была по политическим причинам забыта, а его любимая родина переживала режим террора, одной из первых жертв которого стал он сам. Единственным его «преступлением» была его родственная связь с династией, членом которой он даже официально и не считался.

“Володя был необычайным существом, живым инструментом редкой чуткости, который сам мог производить звуки поразительной мелодичности и чистоты, и создавать мир ярких образов и гармоний. По годам и опыту он еще был ребенком, но дух его проник в области достигаемые немногими. Он был гением...»

Такими словами Вел. Княжна Мария Павловна, дочь Вел. Князя Павла Александровича и его первой жены, греческой принцессы Александры, описала своего младшего брата в своей автобиографии «Воспитание принцессы», и она была права: князь Владимир Палей был поистине необычайно одаренной личностью и удивительным поэтом.

Князь Владимир родился в Санкт-Петербурге 28 декабря 1896 г. Он был сыном Вел. Князя Павла Александровича, младшего из сыновей Императора Александра Второго, и Ольги Валериановны Карнович, дочери одного из придворных Императорского Двора. Ввиду того, что брак его родителей был морганатическим, Владимир не мог носить фамилии своего отца – Романов, но позже получил титул князя Палей особым указом Царя Николая Второго.

Детство свое князь Владимир провел в Париже, где родители его сначала жили в изгнании после своего недозволенного (по законам Императорской Фамилии) брака, в атмосфере глубокой любви и нежности. С ранних лет было ясно, что он необычайно одаренный ребенок. Он быстро научился играть на рояле и других инструментах, и проявил поразительную способность к рисованию и живописи. Он научился читать и писать одинаково бегло на французском, английском и немецком языках, а позже и на русском. В очень раннем возрасте он поражал окружающих своим обширным чтением и удивительной памятью. Его сводная сестра Мария Павловна писала:

“Когда он еще был ребенком, было в нем что-то неуловимое, что отличало его от других. Родители видели как он отличался от других, и очень мудро не старались подгонять его под одну гребенку, как это делали с нами. Они давали ему сравнительную свободу для развития его необычайных способностей.»

После длительных переговоров с Императорским Двором, Вел. Князь Павел наконец получил прощение от Царя Николая Второго за свой морганатический брак, и разрешение всей семье вернуться в Россию. Великий Князь хотел, чтобы сын его последовал династической традиции поступления на военную службу, и в 1908 г. князь Владимир поступил в Пажеский Корпус – петербуржское военное училище для аристократической молодежи.

В течение своего пребывания в Пажеском Корпусе, Владимир продолжал частным образом обучаться живописи и музыке, а в 1910 г. юный князь стал писать стихи, выявляя призвание, которое он уже никогда не оставит. Его мать писала:

“С 13-летнего возраста Владимир писал очаровательные стихи... Каждый раз когда он возвращался домой, его талант к поэзии проявлялся все сильней и сильней... Он пользовался каждой свободной минутой, чтобы отдавать свой ум своей возлюбленный поэзии. Обладая темпераментом мечтателя, он обозревал все вокруг себя, и ничто не ускользало от его чуткого, настороженного внимания... Он страстно любил природу. Он приходил в восторг от всего, что сотворил Господь Бог. Лунный луч вдохновлял его, аромат цветка подсказывал ему новые стихи. У него была невероятная память. Все то, что он знал, все то, что он сумел прочесть за свою короткую жизнь, было поистине изумительным».

Дар поэзии не был чужд династии Романовых. Один из двоюродных братьев Вел. Князя Павла Александровича, – талантливый Великий Князь Константин Константинович, – был видным ученым и знаменитым поэтом, который с 1880-х годов издавал стихи под известным псевдонимом К.Р.; некоторые из них были переложены на музыку Чайковским. Владимир с упоением читал стихи К.Р., и некоторые из его собственных литературных произведений были написаны под их влиянием. Владимир также был знаком по Пажескому Корпусу с двумя из сыновей К.Р., князьями Константином и Игорем, которые впоследствии разделили его последние дни и мученический венец.

С наступлением Первой Мировой Войны, князь Владимир, как многие русские юноши, преисполнился патриотического энтузиазма, который он часто выражал в своих стихах. Однако, надежды на быструю победу вскоре исчезли, а Россия, как и другие воюющие страны, оказалась втянутой в нескончаемый, кровавый кошмар.

Для Пажеского Корпуса война обозначала ускоренное продвижение. В декабре 1914 г. князь Владимир поступил в императорский гусарский полк, а в феврале 1915 г. он уже отправился на фронт. В день своего отъезда он присутствовал на ранней литургии со своей матерью и сестрами. Кроме них и двух сестер милосердия в церкви никого не было. Каково же было удивление Владимира и его семьи, когда они обнаружили, что эти сестры милосердия был не кто иной как Императрица Александра Федоровна и ее ближайшая фрейлина, Анна Вырубова. Императрица пожелала проститься с Владимиром, и подарила ему на путь маленькую иконку и молитвенник.

Положение сына Великого Князя не ограждало Владимира от опасностей и жестокости войны. Несколько раз его посылали в опасные разведки, а пули и снаряды постоянно сыпались вокруг него. За храбрость он был пожалован военным орденом Анны 4-ой степени. Кроме того, ему было присвоено звание лейтенанта, и он был очень любим своими соратниками.

В окопах Владимир продолжал писать, и наравне со многими стихами о любви и былых воспоминаниях, его поэзия стала отображать страдание и разруху приносимую войной, самоотверженную работу сестер милосердия, и смерть дорогих собратьев по Пажескому Корпусу. Он также перевел на французский язык известный поэтический труд Вел. Князя Константина Константиновича, «Царь Иудейский». К.Р. пожелал услышать перевод своего произведения, и в апреле 1915 г., когда молодой солдат прибыл домой на побывку, К.Р. пригласил его к себе в Павловск. Великий Князь был уже сильно болен, и красота перевода тронула его до глубины души. Со слезами на глазах он сказал: «Я пережил одно из самых сильных чувств моей жизни, и обязан этим Володе. Больше я ничего не могу сказать. Я умираю. Я передаю ему свою лиру. Я завещаю ему в наследство, как сыну, мой дар поэта». К.Р. хотел, чтобы перевод Владимира был напечатан во Франции, но военное время не подходило для таких проектов. К сожалению, текст произведения никогда не был напечатан и в России, и был утерян во время революции.

Октябрьский переворот в России и начало большевицкого режима явились первыми шагами долгого крестного пути для всех родственников Царя, пожелавших остаться в России. Время стало быстро истекать для всех царственных особ, будь они Романовы или нет. 3 марта 1918 г. один из самых могущественных комиссаров Петрограда, Моисей Соломонович Урицкий, приказал всем членам семьи Романовых явиться в городской отдел ЧК. Ввиду того, что Вел. Князь Павел был болен, семья решила, что княгиня Палей понесет в ЧК справку от врача, а Владимир, не идущий под фамилией Романовых, останется дома, в надежде пройти незамеченным. Однако, агенты ЧК приказали Владимиру явиться на следующий же день.

4 марта Владимир отправился в ЧК Петрограда. Его принял Урицкий, который сделал поэту наглое предложение: «Вы подпишете бумагу о том, что Вы перестаете считать Павла Александровича Вашим отцом, и тогда Вы сразу станете свободным; в противном случае Вы подпишете вот эту другую бумагу, которая будет означать изгнание».

Это был его последний билет на жизнь, но князь Владимир был человеком принципа. Несмотря на то, что он кипел от негодования, он ничего не ответил, лишь пристально смотрел на большевицкого комиссара. На лице князя Урицкий увидел такой полный упрека и презрения взгляд, что он резко сказал: «Ну ладно тогда, уж если так, то подпишите бумагу об изгнании».

Княгиня Палей делала все возможное, чтобы вызволить своего сына из когтей ЧК, но уже было слишком поздно. Ее мольбы оказались безуспешны, и Владимиру было приказано быть на вокзале 22 марта, чтобы ехать в Вятку вместе с другими изгнанными членами Императорской фамилии: князьями Иоанном, Константином и Игорем Константиновичами, Великим Князем Сергеем Михайловичем, и их верными слугами.

В Вятке, почти еще не тронутой революцией, жители отнеслись к изгнанникам сочувственно, принося им дары и помогая в устройстве, а монашки из ближайшего монастыря предложили готовить им еду. Большевики обеспокоились все возрастающим проявлением доброты к изгнанникам, и решили немедленно перевести князей в другой город. Группа солдат пришла в дом к изгнанникам и сказала им: «Местный Совет считает Ваше дальшнейшее пребывание в этом городе нежелательным. Вам выказывается слишком много добра. Решено перевести Вас далеко отсюда, в Еватеринбург. Завтра Вы уедете под конвоем». 17 апреля 1918 г. семья Владимира в Царском Селе получила от него телеграмму, в которой он сообщал, что по приказу из Москвы, он и его двоюродные братья Романовы будут отправлены в Екатеринбург. Их пребывание в Вятке длилось всего лишь одиннадцать дней.

Екатеринбург был столицей уральского региона и одной из твердынь большевизма. У Владимира было дурное предчувствие, и он был очень удручен переменой. «Лучшее время – пребывание в Вятке – закончилось», – говорил он. – «Теперь с каждым днем будет хуже». Другие журили его за такой мрачный взгляд на вещи, но вскоре увидели насколько он оказался прав.

Владимир и его родственники прибыли в Екатеринбург 20 апреля 1918 г., как раз в Страстную Пятницу. Им сказали, что Император Николай Второй, Императрица Александра и дочь их, Вел. Княжна Мария уже живут в Екатеринбурге, заключенные местными советскими властями в доме, отнятом у богатого купца Ипатьева. 10 мая в дом Ипатьева прибыли еще узники: больной Царевич Алексей, сестры его Вел. Княжны Ольга, Татьяна и Анастасия, и несколько слуг, которые остались верны Романовым и которым было разрешено разделить с ними заточение.  

Одновременно к молодым князьям неожиданно присоединился еще один член династии: Великая Княгиня Елизавета Федоровна, сестра Императрицы. Несмотря на ее многолетние милосердные труды с нищими и больными в Москве, ее заставили покинуть свою обитель и выслали в Екатеринбург с двумя из ее монахинь. Владимир и его соузники прилагали всяческие усилия, чтобы войти в контакт с Царем и его Семьей, но последние содержались в доме Ипатьева под очень строгим режимом.

Однако, в скором времени уральский Совет решил, что опасно держать князей по соседству с Царем. 5 мая, в день своего Ангела, княгиня Палей получила поздравительную телеграмму от своего сына, в которой князь Владимир также сообщал, что он и его соузники переводятся в Алапаевск, маленький городок с грязными, немощенными улочками, расположенный в 120-ти км. от Екатеринбурга. Изгнанники прибыли в Алапаевск 7 мая. Поначалу Вел. Княгиня Елизавета Федоровна не очень была рада тому, что ей приходится разделять заточение с князем Владимиром. Она никогда не признала княгиню Палей, и поэтому перенесла свои враждебные чувства к ней на ее детей. Однако, в Алапаевске Вел. Княгиня Елизавета и князь Владимир близко узнали и полюбили друг друга. Его сестра Мария Павловна писала:     

“…Володя и тетя Элла по-разному помогали ободрять и поддерживать своих соузников... Володя был совсем необычайной личностью, и он и моя тетя, до того как они умерли одной смертью, разделили дружбу, о которой он писал домой с великим воодушевлением».

В июне, в предверии их убийства, царственные узники были подвержены строжайшему тюремному режиму. Алапаевские большевики проявили последний отблеск человечности, не убив преданных слуг, как это сделали их сообщники в Перми и Екатеринбурге, но заставили этих слуг покинуть Алапаевск. Верный камердинер князя Владимира взял с собой последнее его письмо к родителям, в котором он описывал страдания и унижения, испытываемые царственными узниками в Алапаевске, но где он отмечал и то, как его вера вселяла в него мужество и надежду.

МУЧЕНИЧЕСКИЙ ПОДВИГ В ЗАБРОШЕННОЙ ШАХТЕ

Князь Владимир и его товарищи по изгнанью пробыли почти месяц под невыносимым тюремным режимом. Улучшения обстоятельств уже не предвиделось: к Уралу приближалась Белая Армия, и большевики решили убить Царя Николая Второго и всех его родственников в этом регионе, прежде чем они будут спасены «контрреволюционерами». Не будет суда, не будет обвинений, а одно лишь хладнокровное убийство. Большевикам было все равно, что жертвами окажутся больные дети наподобие Царевича Алексия, или подающие блестящие надежды юноши, никогда не участвовавшие в политике, наподобие князя Владимира Палей или молодых Константиновичей.

В ночь на 4/17 июля Царь Николай, его супруга и дети, и их верные слуги были зверски убиты в подвале ипатьевского дома, и погребены в тайной могиле в лесах под Екатеринбургом. Уральский совет решил также убить и всех алапаевских узников.

Не зная ничего о зверском злодеянии в Екатеринбурге, алапаевские узники провели утро 4/17 июля – свое последнее – в своем обычном заточении. В полдень явился к ним чекист по имени Старцев с группой рабочих – большевиков, отослал всю стражу, отобрал от изгнанников их последнее имущество и объявил им, что ночью они будут перевезены в другое место, находящееся в десяти верстах от Алапаевска. На самом же деле большевики намеревались отвезти их к заброшенной и полузатопленной рудной шахте близ деревни Синячиха, которая уже была выбрана как место убийства. На дне шахты была яма, называемая Нижнеселимская, глубиной метров в одиннадцать, в которой тела не скоро были бы обнаружены.

Поздней ночью они завязали за спиной руки Великой Княгине Елизавете и инокине Варваре, завязали им глаза и вывели их из здания на двор, где стояло несколько повозок. Затем их заставили сесть в одну из повозок и отправили их по назначению, т.к. заранее было решено, что повозки не должны выезжать из города все вместе.

После отбытия Великой Княгини и ее верной спутницы, большевики сделали то же самое и с мужчинами. Князья Владимир и Константиновичи были выведены в коридор, им были завязаны глаза и руки за спиной, после чего их посадили в другие повозки. Лишь Великий Князь Сергий понял, что должно произойти, и старался сопротивляться, говоря, что они все будут убиты. Большевики наконец выстрелили в него и ранили его в руку, а затем посадили в последнюю повозку и отправились.

Выехав из Алапаевска, все повозки вскоре объединились. В темноте, идущая в город группа крестьян в последний раз увидела князей и их убийц по дороге в Синячиху. Они встретили жутко молчаливую колонну из десяти или одиннадцати повозок, и в каждой из них по два человека. Князья были одеты в простую гражданскую одежду. Один из крестьян засвидетельствовал, что колонна продвигалась тихо и спокойно; из повозок не доносилось ни одного звука. Около часа ночи колонна добралась до шахты. Уже наступило 5/18 июля – день Ангела Вел. Князя Сергия.          

По прибытии к шахте, узников вывели из повозок и заставили пройти несколько сот метров к избранному месту. Вел. Княгиня Елизавета по дороге пела песнопения.

О том, что случилось после этого, один из участников преступления – большевик Василий Рябов – дал следующие показания относительно совершенного убийства:

“Сначала мы подвели Вел. Княгиню Елизавету к шах. Сбросив ее в шахту, мы в течение некоторого времени слышали как она барахталась в воде. Затем мы сбросили и инокиню Варвару за ней. Опять мы услышали плеск воды и затем голоса двух женщин. Стало очевидно, что вытащив себя из воды, Вел. Княгиня также вытащила и свою спутницу. Тогда, не имея другого выхода, мы сбросили туда и всех мужчин”.

Очень маловероятно, что с завязанными глазами и завязанными за спиной руками, узники могли защищаться от побоев или стараться бежать. Однако, Вел. Князь Сергий возможно сделал последнюю попытку к сопротивлению, т.к. ему выстрелили в голову.

Спустя много месяцев после убийства, вскрытие тел показало, что несмотря на побои, жертвы были еще живы когда их сбросили в шахту. По свидетельству Рябова, большевики ожидали, что их жертвы – раненные, с завязанными глазами и руками, без сознания – очень скоро потонут в яме, а потому не видели нужды стрелять в них по одиночке.

Вскрытие также показало, что у всех жертв были сильно травмированы череп и мозг. Князь Владимир и князь Игорь по всей вероятности были без сознания после своих ранений, которые были особо тяжелыми. Вел. Княгиня Елизавета, князь Иоанн и князь Константин возможно оставались в сознании еще некоторое время. Ранения описанные в случае трех братьев Константиновичей должны были быть крайне болезненными, делая невозможной любую попытку заполучить помощь.   

Свидетельство убийцы Рябова подтверждает предположение, что жертвы оставались живыми после того, как были сброшены в шахту, и дает нам представление о жестокости палачей:

“Никто из них, по-видимому, не утонул и не захлебнулся в воде, и через некоторое время мы снова могли слышать почти все их голоса.

Тогда я бросил туда гранату. Она взорвалась и все было тихо... Мы решили немного подождать, проверить если все они погибли. Вскоре мы услышали разговор и едва слышный стон. Я бросил туда еще одну гранату. И что же вы думаете – из под земли мы услышали пение! Я был объят ужасом. Они пели молитву «Спаси, Господи, люди Твоя!»

У нас больше не было гранат, однако невозможно было оставить дело незаконченным. Мы решили завалить шахту сухим хворостом и зажечь его. Сквозь густой дым еще долгое время продолжало доноситься до нас их пение...”

По свидетельству Рябова, некоторые из убийц остались сторожить шахту, а другие вернулись в Алапаевск, где они затрезвонили в соборные колокола и забили тревогу, говоря людям, что князей увезли какие-то неизвестные лица. По-видимому некоторые люди стали намекать на то, что произошло на самом деле, но охраняющие шахту большевики препятствовали им оказать помощь князьям. Есть и другие свидетельства о том, что жертвы оставались живыми на мрачном дне ямы: некоторые крестьяне, подкравшиеся к краю ямы, слышали доносящиеся снизу звуки пения; другие рассказали, что Вел. Княгиня Елизавета обвязала своим платком рану на разбитой голове князя Иоанна.

Хотя мученики умерли преимущественно от своих тяжелых ранений, также возможно, что голод и жажда усилили их страдания после многих часов, или даже дней, проведенных на дне шахты.  

Некий белогвардеец писал, что хотя обстоятельства убийства Царя Николая Второго и его семьи были ужасны, но они бледнеют перед лицом алапаевского преступления. Из некоторых источников известно, что двое из алапаевских палачей сошли с ума из-за своего участия в гнусном злодеянии.

Совершив убийство, большевики цинично объявили, что князья были похищены из Алапаевска группой неизвестных лиц. Весть о «побеге» была напечатана в большевицкой прессе Петрограда, и в течение еще целого года семьи жертв верили, что князья живы и находятся где-то в Сибири, и усердно ждали вестей от них.

Но князь Владимир Палей и его соузники ушли навсегда, став жертвой массового побоища, которое начинало охватывать всю Россию и от которого в конечном итоге погибли многие миллионы людей на протяжении мрачного 20-го столетия. 5/18 июля 1918 г. русская литература также потеряла одного из своих самых многообещающих поэтов. В раннем возрасте 21-го года, заключительные строки одного из стихотворений князя Владимира, «Надпись на могиле», стали для него действительностью:

“Душа его на крыльях утомленных

 к Создателю, убитая, взлетит”.

1 ноября 1981 г. Русская Православная Церковь Заграницей прославила Царя Николая Второго и его семью, вместе со всеми Новомучениками, которые были убиты во время революции или за время советской власти, включая и жертв алапаевского злодеяния. На иконе святых Новомучеников Российских, написанной в Свято-Троицком монастыре в Джорданвилле, Нью-Йорк, в числе других изображен и князь Владимир Палей. Он стоит с левого края императорской семьи, рядом с князьями Константиновичами, в военной форме и со списком в руке.

 В акафисте посвященном алапаевским мученикам мы читаем следующие слова:

“Радуйся, преподобномученице Елизавето, истинный образ

христианской жертвенности нам явившая!

Радуйся, Варваро, верная дщерь своей духовной матери!

Радуйтеся, заступницы за собратьев ваших в скорби и изгнании сущих!

Радуйся, Сергие, мужественный исповедниче истинныя веры!

Радуйтеся, братие, Троице равночисленнии!

Радуйтеся, князии Иоанне, Игоре и Константине, святым отроком  в пещи горящей подобнии!

Радуйся, Владимире, княже и мучениче, своя страдания и смерть  предуведевый!

Радуйтеся, омывшие души ваша в потоках крови вашей!

Радуйтеся, стоящии пред Спасом в рядах новых мучеников и исповедников!»

После падения коммунистической власти, шахта близ Синячихи стала местом церковных паломничеств, и там была построена православная часовня. Туда, вглубь сибирских лесов, прибывают паломники, чтобы отдать дань любви и почитания невинным страдальцам, принесенным в жертву той страшной летней ночью 1918 года.

Хорхе Саенц

Источник: http://www.holy-transfiguration.org/ru/index_ru.html