Пусть не секут отцов, если они
не справятся одеть детей в школу.
Н.С. Лесков

Первые попытки ввести нечто отдалённо напоминающее «ювенальную юстицию», т.е. систему узаконенных государственных репрессий в отношении «недобросовестных», по мнению того же государства, родителей, в России предпринимались давно, ещё во второй половине XIX века. Это было связано с деятельностью созданных в 1864 г. земских учреждений.

Русская интеллигенция, возлагавшая большие надежды на реформаторские возможности земств, активно обсуждала вопрос о «введении обязательного обучения грамоте», прежде всего, среди крестьян, получивших «свободу» 1861 года. По этому поводу высказывались В.И. Даль, Л.Н. Толстой, К.Д. Ушинский, Н.А. Корф и многие другие. Пристально за дискуссией наблюдал министр народного просвещения Д.А. Толстой. Он поручил известному русскому педагогу, другу Ушинского, Андрею Степановичу Воронову, подготовить в Учёный комитет министерства народного просвещения документ на обсуждаемую тему. Воронов составил записку: «О введении обязательного обучения по ходатайствам некоторых земских собраний». Комитет собрался 25-26 ноября 1874 г., в количестве 18 заседателей, среди которых были философ Н.Н. Страхов, поэт А.Н. Майков и «самый русский из наших писателей» Н.С. Лесков. Если бы не педантичность и привычка Николая Степановича к ежедневной «литературной работе», мы об этой истории ничего бы и не узнали.

Приблизительно в январе 1895 г., незадолго до своей кончины, Лесков пишет заметку «О сечении розгами родителей». Для какого издательства или газеты она предназначалась – неизвестно. Опубликовать её текст писатель не успел или не стал, может быть, потому, что не считал завершённым.* Начинается она по-лесковски ясно и определённо: «Самое первое дело к просвещению народа есть грамотность». Но в вороновском документе автора «Соборян» и «Очарованного странника» смущало предусмотрение системы наказаний, касающееся крестьянских семей. А именно: в случае пропуска детьми обязательных занятий – родители, не захотевшие отправлять своего ребёнка в школу, не имеющие финансовой возможности и т.п., получали, на первых порах, выговор, потом – денежный штраф, который «при повторении вины увеличивался и взыскивался через волостные или полицейские управления».

То есть «ювенальная» концепция XIX века считала возможным, в случае если ребёнок, точнее, дети многочисленных крестьянских семей недоедают, болеют, их не во что одеть и они «прогуливают школу», то государство через подконтрольные, разумеется, земства накажет родителей. В упомянутых «полицейских управлениях», Лесков знал, пороли, и довольно жестоко. В комитете министерства понимали, что если предполагаемые меры ввести, то «такого рода узаконения породят большое неудовольствие в крестьянах». Мера была отвергнута, и видимо, при активном участии или даже по инициативе Лескова. Протокол заседаний ничего толком не поясняет, но вот И.С. Аксаков, осведомлённый о происшедшем, пишет Н.С. Лескову: «Я от души рад, что нелепый проект обязательного обучения провалился и удивляюсь, как мог он собрать столько голосов в свою пользу. Не рекомендует же он и ваших сочленов в Учёном комитете». («Не рекомендует» в значении: «не делает им чести» – вежливо тогда говорили о законченных политиках.)
Что возмутило Лескова, можно понять из статьи. Вот несколько выдержек:
«…Я всегда был за (подчёркнуто Лесковым) обязательное обучение, но меня ужасало: как мужика будут сечь за то, что он не может справить сыну обуви и одёжи, и что потом этот мужик наделает в обиде и ожесточении над собою и над парнишкой, за которого его отстегали по голому телу… Какие штрафы можно взыскивать с людей, которые не имеют во что одеть своих детей…».

Лескова принято считать классиком русской «реалистической школы», а ведь в публицистике он ещё больший реалист,** поскольку для убедительности доводов идёт на определённый по тем годам эпатаж: «Пожалуй, и очень здоровый человек может умереть под розгами… это может случиться даже не от жестокости наказания, а от нравственного потрясения и влияния позора, которое испытывают взрослые люди, когда их обнажают и секут прутьями по таким частям тела, которых из скромности никто друг перед другом не обнажает. … Я подал один свой голос против обязательного обучения детей, пока не отменена мера телесного наказания их родителей».

Голос Лескова был услышан. Упомянутые выше Н. Страхов и А. Полонский проект не поддерживали, но и не оспаривали. Их подписи в протоколе, по какой-то причине, отсутствуют. Министр, «несентиментальный человек» Д.А. Толстой, документ просто «отложил». Загадкой остаётся, почему, спустя 21 год после заседаний комитета, Лесков решил рассказать о своей позиции. Быть может, был прав граф Лев Николаевич, когда назвал его «писателем будущего». Быть может, Николай Семёнович предчувствовал, что в будущем России настанут дни, когда придётся защищать права отцов бедных многодетных русских семей, право на отцовство в стране, где само выживание остаётся делом не из лёгких.

Мы говорим про необходимость защиты детей от ювенальной юстиции. Лесков ужаснулся бы, узнав о таких «нравственных потрясениях», и вполне мог поддержать идею прот. Дмитрия Смирнова, посоветовавшего выдавать родителям средства самозащиты от жадных омбудсменов. «Упрямый христианин» – он жертвовал «всеобщей грамотностью» ради сохранения священного мира семьи, прекрасно понимая, что среди Заповедей Блаженств нет «…блаженны грамотные и книги читающие», но есть: «Блаженны миротворцы, ибо они сынами Божиими нарекутся».

Кстати, «ювенальная» Юстиция – это модернизированная римлянами греческая Фемида, у которой в руках раньше был не разделяющий меч, а рог изобилия. То есть не кара, а набор, пусть различных, но даров.
____________
* См.: Неизданный Лесков. Кн. 2. ИМЛИ РАН. – М.: Наследие, 2000. – С. 112-113.
** То есть этический, а не неврастенический автор. 

Протоиерей Александр Шабанов