«Жизнь не задалась... Все не так! Вот другие... Почему у них все получается, все планы реализуются,

все спорится? Чем хуже я, чем лучше они? Отчего все так несправедливо? Почему Господь мне не помогает?»

Знакомые вопросы? Часто приходится их слышать? А отвечать на них? А самому задавать?..Не вслух, может

быть, про себя только. Но случается ведь...

А и правда — отчего? Почему?

Ведь Господь всегда «близ призывающих Его» (Пс. 144, 18). Ведь нет никого, кто был бы Им нелюбим,

бесповоротно отвергнут. И нет, не может быть у Него никакого лицеприятия. Что же тогда?

Верит человек, в храм ходит, исповедуется, причащается, молится. А все одно — как об стену горох: те же

неудачи, то же кручение на одном месте, та же бестолковость жизни, бесплодность всех усилий.

И то же непроходящее недоумение, до скорби, до боли, до обиды: «Да почему?!».

Есть один ответ... Очень внятный, очень ясный, единственно верный. Одновременно и на поверхности

лежащий, и предельно глубокий, серьезный. И вместе с этим — умом и сердцем не просто не принимаемый,

а прямо отторгаемый ими.

...Как же часто мы просим Господа о помощи и одновременно противимся Ему — всеми силами, всем

существом своим! Как просил некогда Августин: «Господи, даруй мне целомудрие. Но только не сейчас!».

И больше того: «Помоги, но не так, и не так... Этого не отбирай! То — оставь! Спаси, но дай свободу

грешить...».

Ищем счастья и бежим от Того, Кто один — не только его источник, но и само счастье. Пытаемся украдкой

от Всевидящего (!) что-то урвать от жизни, насладиться тем, что противно Ему.

И искренне обижаемся... на Него. И жалуемся. И ропщем. И от всего этого — еще хуже.

А состояться-то подлинным образом можно лишь одним способом. «Скажи мне, Господи, путь, воньже пойду,

яко к Тебе взях душу мою» (Пс. 142, 8). А еще лучше: «Сам меня, Господи, этим путем поведи, даже если не

захочу потом этого, если вырываться буду, биться в Твоих руках. Сейчас, когда мой ум хотя бы отчасти

ясен,  когда страсти не помрачают его, приношу молитву мою. Вонми ей, не дай пропасть мне вдали

от Тебя».

Поразительно, как мы боимся сказать что называется у отцов «в чувстве сердца»: «Да будет воля Твоя!»

или проще: «Делай со мной, что хочешь, только спаси!». По Его воле приходим в этот мир, по Его же

воле его покидаем, от Его решения и вечная участь наша зависит всецело, и Ему не доверяем?

Никто не любил и не полюбит нас так, как Он, и Его боимся?

«...Господь мой еси Ты, яко благих моих не требуеши» (Пс. 15, 2). Ничего, что для нас на самом деле благо,

полезно, спасительно, не отнимет у нас Христос. Он отсекает лишь вредное, чуждое, болезненное, то,

с чем невозможно идти вслед Его и войти никак нельзя — туда, где Он, «придя прежде, все устроил

для нас» (ср.: Ин. 14, 2-3). Больно, страшно? Иногда очень. Но без этого — как?

Кому охота ложиться на операционный стол? И вместе с тем — как быть, если иначе нельзя? И можно

ли ожидать от хирурга, что он справится со своей задачей, если мы будем хватать его за руки, дергаться

и брыкаться, спрыгивать с этого стола на пол, а то и вовсе из клиники сбегать?

Да, конечно, Господь не врач земной, все в Его власти и все Ему возможно. Но без нашей воли ничего

не сделает с нами и Он, ибо какой в этом смысл?

Спасает ведь не одна лишь Его любовь, сама по себе, иначе не было бы никого не спасшегося.

Спасает нас способность откликнуться на нее, спасает способность довериться. Не противиться,

не бороться, не мешать Ему творить с нами дивные и великие Его чудеса.

Откликнешься, и не будет чувства, что жизнь не задалась. Доверишься, и не будет недоумений,

вопрошаний, роптаний.

Будет счастье.

Игумен Нектарий (Морозов)