Пасхальная память (часть 1)
Воспоминания об иеромонахе Владимире (Шикине)


По благословению преосвященного Вениамина, епископа Владивостокского и Приморского
Автор-составитель Ерофеева Е.В.
2004


Иерей Владимир Шикин (1947 - 2000), принявший монашеский постриг незадолго до своей кончины, служил в Серафимо - Дивеевском монастыре всего 6 лет, но сделал за это время столько, сколько иные не успеют и за 60... Тысячи душ согрел он любовию Христовой, привел к Церкви, обратил к покаянию. Он стал поистине духовным отцом для многих паломников, приезжавших в Дивеево.

Из воспоминаний благодарных ему людей составлена эта книга.

«Я тут бегаю и прыгаю милостью молитв преподобного Серафима, и не больше того!». (Иеромонах Владимир (Шикин)
Склоняюсь перед памятью незабвенного батюшки, вспоминаю строки: «Дар покаяния мне дороже и вожделеннее сокровищ всего мира. Очищенный покаянием да узрю волю Твою непорочную, путь к Тебе непогрешителъный и да возвещу о них братии моей! Вы, искренние друзья мои, связанные со мною узами дружбы о Господе, не посетуйте на меня, не поскорбите о моем отшествии. Отхожу телом, чтоб приблизиться духом; по-видимому, теряюсь для вас, по сущности вы приобретаете меня»*. Быть может эти слова пришли на память потому, что вокруг так много безутешных, плачущих на батюшкиной могиле, тоскующих без его сиюминутной отзывчивости, ощутительной поддержки — словом, делом, действенной молитвой. Но не может уйти в небытие тот, кто так любил Христа, и преданно, как можно любить только ради Него,** - всякого человека. И служил, помня редко исполняемую заповедь, каждому как верный слуга: «...кто из вас больше, будь как меньший, и начальствующий, как служащий... {ведь) Я посреди вас, как служащий», - говорит Господь. (Лк., 22, 26-27). Не может быть лишен духовного слышания тот, кто отзывался на чужую боль, вблизи и на расстоянии, без рассказов о ней. Священник, для которого покаяние с молитвой были первым деланием жизни. Из наших твердокаменных сердец он изводил источники «воды живой» - слезы о своих грехах. Для многих — это большее чудо, чем явление вещественных источников из реальных камней. Для Бога нет ничего дороже в нас, чем нелицемерное покаяние. Недаром в современном христианине оно редкость. Во все времена молитва, совершаемая без покаянного чувства, подвергалась сомнению. Оно обучит всякой добродетели. Одухотворит рассуждение, которое без него может стать рассудочностью.

* Святитель Игнатий Брянчанинов. «Аскетические опыты». Т.1. «Плач мой». Правило веры. Москва 1993 г.
** Примечание и выделенные фразы - автора.

Отец Владимир относился к числу священников, отдающих главное время и силы основе нашего спасения - покаянию людей . Всенародное покаяние, по сей день неосуществленное, — единая и последняя надежда для продления жизни России. Он касался глубинных струн сердечных, оживлял безчувственную совесть, реанимировал души.

Начинал плакать о попранном образе Божием, прежде чем стоящий перед Крестом и Евангелием становился способен действительно предстать перед ними — увидеть грехи свои. И через минуту или сразу же — начинал плакать сам исповедующийся. Потому что истинная скорбь о грехах чужих, дарованная зрением своих, — чудотворная сила, передающаяся во мгновение, как пламя одной свечи - другой.

* «Признак живой рыбы то, что она плывет против течения...». Отечник.

Этот человек, возвращавший ежедневно к жизни никем кроме Бога, не сосчитанные, сотни и сотни людей, нередко способных плыть уже только по течению,*— не только жив, но жив особенным, цельбоносным для нашего времени образом. Ибо о нас сказано: «И, по причине умножения беззакония, во многих охладеет любовь» (Мф.24,12). «Где мала любовь, там мала и вера в Бога и в безсмертие души. Где нет любви, там полный мрак неверия, а это значит— ад» (святитель Иустин Сербский). Прежде чем завершить сатанинский проект по уничтожению Православия на земле, нужно затянуть душу народа ледяной корой безсердечия, чтобы лишить нас главных черт, присущих России и русским: способности с о-с m p a д a m ь — болеть чужой болью, радоваться не только своей радостью, любить, забывая себя, разлюбив себя. Батюшка не только сам приобрел эти Небесные черты, он дарил стремление к их обретению другим людям, возвращая теплохладным христианам видение их порочного, внешнего благочестия. Он созидал из них воинов Христовых, любящих убиенного Царя и свое Отечество, нетерпимых к ересям явным и тайным, готовых биться за свою подлинность: за жизнь души и духа в себе и ближних в безпощадной войне с гордостью, самолюбием, самоутверждением, нечистотой, всяческой ложью, начиная с оправдания себя, духовной атрофией, чувством само-достаточности... — всеми безчисленными видами грехов, погружаясь в смрадные, тинные воды которых, мы теряем все дары Божий, начиная с радости. Забываем свое предназначение: воздавать, пусть немощною любовью,— за всеобъемлющую, безконечно снисходящую, без числа прощающую Любовь Божию - единую заповедь, на которой созиждется весь Закон и пророки.

Воистину было расширенно сердце этого человека, способное вместить и понести неудобоносимое. Так естественно стремление иметь отдых, уединение, отстраненную от шквала чужих бед жизнь. Но у батюшки, кажется, этого не было. Подобно старцу Алексию Мечеву, который, имея семью, держал двери дома незапертыми, считая, что духовный отец днем и ночью должен быть доступен для духовных детей, как для своих собственных.

За полтора года до конца жизни отца Владимира в его доме единовременно замироточило около сорока, или больше — их никто не считал - икон и фотографий. Запомнила дату: день Владимирской иконы Божией Матери. Среди них многочисленные портреты подвижников нашего времени.

Помню, как батюшка двигался в своей молельне, смиренный, безшумный, под взглядами живых духоносных старцев, столь близких ему, которые вместе с Царицей Небесной, Господом и преподобным Серафимом были здесь главными хозяевами. С благоговейным страхом смотрела на мокрый след от скатившейся капли на лике архимандрита Сергия (Сребрянского), духовника Марфо-Мариинской обители милосердия: на черно-белом снимке глубоко чтимого отцом Владимиром святого, как у живого человека, глаз наполнялся новой слезой. В эти минуты батюшка тихо, с большой духовной силой произнес, не отрывая взора от другого портрета, на котором также было рассеяно несколько крупных капель: «Мой любимый пастырь — отец Алексий Мечев. Когда я еще не предполагал стать иереем, думал: «Если быть священником — нужно быть т а к и м священником». Незабываемо ощущение Неба, склонившегося над этой кельей, кротко и пристально внимающего всему, что здесь происходит. Душа чувствовала непривычную робость, выбирала слова, боялась произнести что-нибудь неверное, недостойное той невыразимо чуткой тишины, которая наполняла — явную для этих скорбящих старцев и сокровенную для нас — тайную жизнь этой малой обители.

И на смертном одре, по свидетельству матушки Ирины, отец Владимир о всех безпокоился, скорбел, молился, продолжая до конца с глубокой отдачей участвовать в жизни своих духовных детей. Многие справедливо негодовали: почему не прекращают пускать людей к батюшке, ведь он при смерти? Но исполняли требование отца Владимира. Все это почти невероятно, так как несколько последних месяцев он питался считанными глотками сока в день. Физические силы были истощены, недостаточно сказать: до предела. Завершающий период его жизни - явление вышеестественное.

Теперь, в первые месяцы возвращения батюшки на единственную и подлинную нашу Родину, мы приобретаем его заново: с новым чувством покаяния за многие наши вины перед ним и новой благодарностью. Постоянно замечаем его ежедневную заботу с тех далеких, недосягаемых Небес, которые он приблизил к нам своей жизнью, смертью... Жизнью по смерти.

Низкий поклон Тебе, Господи, за то, что батюшка был, есть, будет всегда - с нами. Безмерно благодарим, ибо успением Ты сделал его приобретением, достоянием всех.

Памяти духовного отца иеромонаха Владимира (+23.03.2000)

Как быстро скрылось солнце красное,

Родник живой воды иссяк,

Но сердце доброе, прекрасное

Жизнь обрело на Небесах.

Весной природа оживится

С уходом матушки-зимы,

Все вновь на круги возвратится,

И не вернешься только ты.

С земли последние уходят, 

Добро способные творить...

Как в этом мире лжи и злобы

Нам без тебя на свете жить?

В чужих чертах тебя впустую

Мы взглядом жаждем отыскать,

Походку быструю, живую,

И милый голос услыхать.

В печали боли безутешной 

Осталось сердцу лишь мечтать:

В нужде и горе ты поспешно,

Как прежде, выйдешь нас встречать.

Кому-то путь укажешь к Богу,

Слезу отчаянья сотрешь.

Развеешь скорбь, беду, тревогу

И на себя болезнь возьмешь...

Теперь другой стоит священник

Там, где часами ты стоял.

Где ты, наш мученик-плачевник,

Себя для ближних распинал.

При жизни должным и привычным 

Казался пастырский надлом,

Труд титанический — обычным

Служебным делом, ремеслом.

А ты грехи больных и темных

Чрез сердце пропускал свое,

И этой ношей неподъемной

Здоровье подкосил свое...

Ты ради нас сгорел, истаял,

Для Бога жертвою ты стал.

Пример живой Любви оставил.

Жить по-евангельски позвал:

Переносить клеветы, злобу 

И образ Божий не терять,

И в Царство Вышнее дорогу

На суету не променять.

Тебя завистники чернили 

Все экстрасенсом, колдуном.

Теперь пусть совесть до могилы

Изобличает бедных в том.

А мы тебя как изводили

Своею ревностью пустой...

Как мало мы тебя любили,

Прости нас, батюшка родной.

За Сербию болел душою — 

Тебя снедали боль и грусть.

Всю жизнь Царя с Его Семъею

Молил спасти Святую Русь.

Твоя Любовь не знала меры.

Границ не знала и конца.

Подай твои — Любовь и веру,

чтоб вместе прославлять Творца.

Отца духовного другого

Себе искать не будем мы.

И светлой памяти до гроба,

Навек останемся верны.

Ты на могилку, как к живому,

К себе ходить благослови.

И все вопросы и сомненья

Мольбой небесной разреши.

Нам, чадам, всех грехов прощенье 

Ты каждодневно посылай.

Крестом могильным исцеленья

Душе и телу подавай.

Как стаю птиц, Бог неразлучно

С тобою вместе нас связал.

Чтоб к Небу путь в ненастных тучах

Ты нам управить помогал.

Твой Ангел возвестил спасенье:

В пречистый мир восходишь ты,

И отразили восхищенье

Твои смиренные черты.

Смерть, хоть хотела, не коснулась

Чела и теплых рук в гробу.

Душа в родимый дом вернулась,

Послушна Богу одному.

В мороз и сумрак хоронили, 

Но день вдруг солнцем просиял.

Прекрасный голубь до могилы

Твой светлый путь сопровождал.

И потому печаль и радость

Всегда соседствуют в сердцах:

Ведь дни разлуки бренной — малость —

Нас встреча ждет на Небесах!

Ты там в лучах Любви и Света,

В теченье радостных минут...

Но есть печальная планета.

Где люди — любят, помнят, ждут.

Рожден ползти — летать не может,

Нам недоступна благодать.

Мы так слепы, грешны и все же

Тобой дерзаем Небо звать

В покой Твой, Боже милосердный,

Введи отца, чтоб вечно жил.

Он дар Любви стяжал безценный,

За ближних душу положил.


От духовных чад на девятый день — батюшке

Библиотека сайта Преподобного Серафима Саровского http://sl.btv.ru/ChudesaSerafima/chudesa-pamiat-1.html