Преподобный Иов
В помянниках Почаевской Лавры еще в XIX веке хранилась запись рода преподобного Иова, от "року Божия 1641", сделанная, оче видно, им самим. Из этой записи мы узнаем, что отца его звали Иоанном, а мать Агафией, и что были они, вероятно, дворянского рода, ибо только родовитые люди в те времена сохраняли при имени то прозвание, что ныне называется фамилией, в данном случае - Железо. По словам уже упоминавшегося здесь А. Ш. Хойнацкого, Преподобный происходил из семьи тех русских галичан, "для которых православие и русская народность составляли драгоценнейшее достояние, и, которые сами будучи лучшими борцами за отеческие обычаи и Святую Веру Православную, умели внушать те же чувства и стремления своим детям и преемникам".
Родился он в 1551 году на Покутье, крае, лежащем между Карпатскими горами и Днестром, близ города Коломыи и при крещении был наречен Иоанном. С ранних лет Иоанн стал обнаруживать стремление к жизни уединенной и благочестивой. Ему не исполнилось и десяти лет, как он оставил свой дом, и, "уклонившись от очей любимых родителей", тайно удалился в ближайший Угорницкий монастырь, где и попросил игумена "дозволить ему служить братии". Уже тогда "прозорливый настоятель провидел в нем избранника Божия и в нем имеющую быть Божию силу", - пишет первый жизнеописатель Преподобного, ученик его и преемник на игуменском служении Досифей. Юный послушник, стараясь "угодить каждому из наименьших монастырских работников", вскоре заслужил к себе всеобщее расположение и любовь.
Игумен, "видя его добрые нравы, кротость и глубокое смирение", принял его в число иноков, и вскоре - на 12-м году жизни - постриг его в монашество с именем Иова. Угорницкий настоятель не ошибся в Иове, сразу признав в нем "доброго воина" Церкви, ибо тот как бы уже родился иноком, "живя как ангел Божий посреде братии". A 30 лет (в 1581 году) Иов был рукоположен во священника (хотя долгое время по смирению своему отказывался от этого сана), а вскоре после этого был пострижен a схиму, "ради невместимой в сердце своем благодати Божией, которою всегда усердно горел", как пишет о том Досифей. При новом пострижении к Преподобному вернулось прежнее имя Иоанн - в память святого Иоанна Предтечи.
Однако в истории Русской Церкви, в месяцеслове и в народном почитании за ним сохранилось имя Иов, ибо как говорит его житие, "не именем токмо, но и самою вещью, многоболезному оному в Ветхом Завете Иову блаженнейший отец наш Иов уподобился".
Слава о редких добродетелях Угорницкого подвижника вскоре распространилась по всей Галиции и Волыни. Дошла она и до князя Константина Константиновича Острожского, собиравшего в то время силы для укрепления Церкви Православной. По усиленной его просьбе Иов из Угорницкой обители был переведен в Дубенскую (в г. Дубно на Волынь), "для показания, - как писал князь, - образа иноческих подвигов братии сего монастыря". Вскоре после этого дубенские иноки избрали Иова игуменом, и в этом сане подвизался он около двадцати лет.
При содействии и покровительстве князя Дубенский игумен тотчас поднялся на защиту теснимого Православия - прежде всего словом, устным и письменным. Особое значение он придавал просвещению, распространению книг среди православного народа. С этой целью он завел в своем монастыре искусных переводчиков и писцов, и даже сам, по свидетельству его житиеписателя, "писанием таковых книг упражняшеся". Ибо книги и проповеди были в то время единственной опорой для православных против латино-польских притязаний. Издание славянской Острож-ской Библии, этого величайшего памятника просвещения XVI века, не обошлось без совета и благословения Преподобного. Недаром набожный князь Константин Константинович, как говорят о том польские источники, так любил уединяться для молитвы в Дубенском монастыре, проводя здесь иной раз по целой неделе и открывая душу свою святому игумену.
С его помощью и собрал Иов вокруг себя многочисленное братство, которое по его наставлениям занималось переводом и изучением писаний отеческих. Сам будучи примером благочестия, преподобный Иов поднял и нравственно-духовный уровень вверенного ему монастыря. "Сего ради, - пишет Досифей, - все окрестныя страны начали, собираясь, стужати ему честию и похвалами". Он же, строгий, прежде всего к самому себе, с ранних лет стяжавший дух кротости и смирения, стал тяготиться мирской славой, "ибо от единого только Тайнозрителя Бога желал быть славим". И тогда его взоры обращаются на пустынную гору Почаевскую, куда в 1604 году Преподобный тайно удаляется после двадцати лет игуменства, чтобы, оградив себя от мирских похвал, сделаться здесь простым иноком. К тому же, князь Острожский, соревнуясь в то время с католичеством, хотел преобразовать все монастыри на своих землях в общежительные по уставу святого Василия Великого, что устраняло возможность отшельнической жизни, к которой с детства стремилась душа преподобного Иова.
Потому-то и ушел он на гору, "от древле светлостию чудес многих сияющую", чтобы спасаться здесь в безмолвии и пустынножительстве. Однако Промысел Божий судил иначе.
Почаевский монастырь только что получил богатые пожертвования от Анны Гойской. Число иноков в нем умножилось. "Фундушевая запись" делала его монастырем общежительным, однако этот общежительный порядок жизни его, видно, только-только созидался. Едва преподобный Иов успел обосноваться на горе, как почаевские иноки, почувствовав в нем великую духовную силу, единодушно и со слезами снова поставили его игуменом и начальником устрояемого ими общежития. И вот, что примечательно: ни письменные свидетельства, ни предания устные не сохранили никаких сведений о настоятелях, предшествовавших преподобному Иову.
До него почаевские пустынники по примеру пустынножителей Афона могли и не иметь особых настоятелей, подчиняясь лишь каким-либо духовным старцам, имена же каковых не сохранились, кроме Первоначальника Мефодия. Иов был первым настоящим игуменом обители Почаевской, ибо, по словам Досифея, "сицевого стража зело подвижна и искусна изволи имети Пресвятая Дева Богородица Мария в Своей небеси подобящейся обители". Преподобный ввел в своей обители древний Студитский устав, устрояя жизнь в ней по примеру Киево-Печерской Лавры.
В те годы, когда уния и католики притесняли повсеместно православных, нужно было иметь необыкновенное благоразумие, твердость воли, глубокую убежденность и стойкость в Православии не только для того, чтобы управлять устрояющейся обителью, но просто для того, чтобы сохранить свою веру. Однако преподобный Иов после двадцатилетнего управления Дубен-ским Крестовоздвиженским монастырем имел уже достаточный опыт и навык к этому. И вот великий аскет, опытный безмолвник и пустынножитель, ревностно принимается за это Богом посланное служение, не гнушаясь и тяготами, связанными с материальным устроением обители. Все эти тяготы, столь чуждые его внутреннему духовному строю и присущему ему созерцательному подвижничеству, он безропотно несет до конца своей жизни, не брезгуя даже судами и бумажной волокитой. Ибо такие задачи возлагались на него Промыслом Божиим.
Защищать же обитель пришлось в скором времени уже от внука и наследника Анны Гойской Андрея Фирлея. Фирлей, носивший титул каштеляна Бельзского, впоследствии воеводы Сандомирского, был лютеранином, и еще при жизни Гойской не мог спокойно смотреть на Почаевский монастырь, которому та даровала ряд своих имений и доходов. Не убоявшись "страшного суда пред престолом Божиим", на который так решительно "позывала" основательница "фундушевой записи" всякого нарушителя ее воли, Фирлей после ее смерти (1617) стал всячески "портить" и нарушать фундуш, постепенно отбирая у монастыря все завещанное ему имущество. Мало того, владея землею вокруг монастыря, Фирлей даже запретил возить воду из Почаевских колодцев. В ответ на это Иов, помолившись Пресвятой Деве Марии, велел копать колодец тут же на скале. Можно представить, сколь изнурителен был этот труд для иноков, не имевших никакой техники, но Господь увенчал успехом их труды: на глубине 46 метров показалась вода, этим колодцем монастырь пользуется и до настоящего времени.
Фирлей, однако, на этом не остановился. В 1623 году он натравил на обитель орду своих буйных слуг, которые, разграбив монастырское имущество, похитили и чудотворную икону. "Ибо, думал он: если возьму чудотворную икону, иноки не возмогут оставаться на этом месте". После этого грабежа Иову четверть века пришлось судиться с Фирлеем, неоднократно бывать в Кременецком и Луцком судах, подавать разные иски и жалобы, и, в конце концов, несмотря на неравную борьбу с богатым вельможей, добиться частичного успеха - вернуть то, что оставалось от похищенного. Перед самой своей смертью (1647) Фирлей должен был покончить тяжбу актом примирения с иноками, "не в унии состоящими".
Да и для него самого эта "война" с Богородицей и Преподобным окончилась явным поражением и вразумлением. Однажды созвав гостей и устроив им угощение, Фирлей, "от радости диавольской не ведая, что более делать",нарядил свою жену в церковные облачения и дал ей в руки потир, а для издевательства принес еще и Почаевскую чудотворную икону Божией Матери, намереваясь, видимо, потешиться на людях каким-нибудь шутовским спектаклем. Но Пречистая не допустила такого поругания Своей иконы, и едва началось это безстыдное действо, как на Фирлееву жену "напал бес лют, которым она удручаема была чрез долгое время". Это "стрясение бесом" произвело впечатление даже на самого Фирлея, и он, в конце концов, безропотно возвратил икону обители. Только тогда жена его была оставлена бесом.
Подобную борьбу вместе с судебными процессами по защите имущества, завещанного монастырю эазными благотворителями, Иову приходилось вести и с другими важными лицами, враждебно настроенными к обители. И не только ее интересы защищал Преподобный, но л соседних с монастырем церквей, которых он был "дозорцею", т. е. элюстителем. Все это требовало от него постоянного напряжения и многих сил, однако он никому не пору-нал вести судебные тяжбы, но всегда :амолично нес их бремя. Как испы-ганный борец он до конца жизни :воей стоял на страже горы Почаев-:кой, надеясь лишь на помощь Божию.
Много сил положил Преподобный на устроение и процветание вверенной обители. Он участвовал во всех монастырских трудах, во все вникал, имел над всем неусыпный надзор, во зсем подавая пример трудолюбия и подвига для братии. Своими руками :ажал он деревья, насыпал гребли, копал л чистил монастырские пруды, и никто не видел его сидящим без дела. Труды его были велики, и, по словам жизнеописателя его, только "самому Богу, тайная сердец человеческих проникающему, удобно их сочислити".
По прибытии на гору Почаевскую Иов продолжал ревностную борьбу с врагами православия в своих проповедях и заботился о распространении книг на пользу православия, нередко сам переписывая их, как это было в Дубно. Он делал выписки из творений святых Отцов и составлял поучения и беседы. Один из таких сборников, точнее часть его (из предполагаемых 900 листов сохранилось 123), дошел и до нас. В 1884 году этот труд был опубликован под названием "Пчела Почаевская". Книга носит апологетический характер и направлена большей частью против протестантских сект, распространявшихся в то время в юго-западной России, в основном против социнианства. Рукопись преподобного Иова включает в себя изложение всего учения Православной Церкви, начиная с догмата о Пресвятой Троице и Божестве Иисуса Христа и кончая учением об иконах, о храмах, о монашестве, о борьбе со страстями и т. п.
По мнению проф. Петрова, редактировавшего книгу для первого издания ее, "она может идти в сравнение лишь с наиболее капитальными трудами того времени в этой области, именно: "Показанием истины" Зиновия Оттенского, посланиями старца Артемия и "Книгой iо вере" 1602 и 1619 гг.., и в некоторых отношениях даже выше их, ибо целиком самостоятельна. Преподобный Иов в своих сочинениях полностью стоит на почве Священного Писания, церковного Предания и святоотеческих творений, и не столько доказывает истины Церкви, сколько раскрывает и уясняет их". Эта книга, как и другие поучения преподобного Иова, написана на чистом церковно-славянском языке, тогда как другие православные писатели того времени писали тогда на распространенном в то время славяно-польском языке, наводненном местными диалектными выражениями.
Будем помнить, что писание было для преподобного Иова не отвлеченным делом, но актом глубоко церковным, дополняемым, вероятно, и устными собеседованиями.
Около 1626 года Почаевская обитель сильно пострадала от пожара, и преподобный Иов, не найдя достаточно материальной поддержки на месте, посылает 1 мая 1626 года письмо русскому царю Михаилу Феодоровичу.
ПОДЛИННОЕ ПИСЬМО
ПРЕПОДОБНОГО ИОВА ПОЧАЕВСКАГО
К ЦАРЮ МИХАИЛУ ФЕДОРОВИЧУ РОМАНОВУ
Великодержавный православный господару и царю великий князь Михаил Феодорович всея Руси самодержец, и иных многих земель обладатель:
Аз убо смиренный иеромонах Иоан игумен Монастыря Успения Пречистое Богородицы и Приснодевы Марии з лядское земли, з братиею моею еже о Христе Маестату величества твоего осударю моему и благодетелю смирение низко до лица земли челом бию, поклонение творя (etc. etc.) От многа убо времени, державный государю, слышах о твоем благодетельстве, иже милостивне своим жалованием осударским жалуешь, не тылко повсюду всех православных христиан, але и кто бы едино колвек з яких сторон и народов имени маестату твоего милостыни жадал, завше отворную ласку и милостыню относит, наипаче же монастыри и церкви, епископов, Архимандритов и игуменов, честных иеромонахов и монахов завше распостранною десницею своею щедро вспомогаешь. Помыслих убо и желах от многа времени и Бога моего усердно молих, абым сам могл особою моею поклонитись ногам величества ти, государю моему, и видети пресветлое лице Ангельское, Богом вожделенный государю, православный царю Михаил Феодорович. А иж монастырских, не без великаго жалю и утисненя, ласце Бога моего и часови щаслившему то зоставивши, иж сам не могу ногам твоим поклонитесь, брата моего во иеромонасех благоискусна Игнатия, кторый соживши со мною щаслившим зостал, иж был достоин з епископом Иосифом Курцевичем светле лице твое оглядати, и десницу твою облобызати, и ногам твоим поклонитесь, и милостыню гойную отнести, той же брат мой Игнатий до обители святое и содружества нашего навернувшися обачивши великую нищету и нужный потребы обители святое, и иншого, за множенем противников благочестия и умаленем сынов церкви нашея, поратованя снаднейшого не упатруючи, радив нам и охотне, послушний спасения своего ради, поднявся з братиею, Иосифом иеродиаконом, и Григорием, и с людми моими прочими, тобе осударю моему и пресветлому царю нижайший смиренна моего поклон отдати и за молитвами Пресвятыя Богородицы и славнаго Ея Успения достойна быта и обрести благодать пред величеством державы твоея, з которыми и аз недостойный богомолец и зо всеми еже о Христе братиами монастыря чудотворнаго Почаевскаго тебя осударя нашего поборника благочестиа светаго и любителя христианства нашего, непорушима столпа церквей и монастырей молим челом биемо: пожалуй, пожалуй, пожалуй, православный господару, царю и великий князь Михаил Феодорович, нас негодных богомольцов своих и обитель нашу Успения Пресвятыя Богородицы и Приснодевы Марии, которая з допущения Божого обитель, святая, меновите, украса церковная, одежда священническая, Евангелие, кресты и образы и прочие благолепие церковное огнем сгорело, которое все от предков величествия твоего и от ктиторов древних благочестивых надано было. В сих же часех могу речи в наших краях не щасливых таковыя не только умалились, але отнюдь не обретаются, удаемося (до) тобе, господаря нашего, нехай десница твоя до першого вывышеня славы на разширене благочестиа, а врагом его на посрамление тую обитель святую (которая уставичне от Бога и Пресвятыя Богородицы, яко создана чудотворне, так и теперь тоею благодатию обдарена есть Божиею) вознесет, ратует подпоможет, за што Христос Спаситель наш и Пречистая Его Мата тебя осударя нашего, молитвами своими святыми тут во многа и неизличоные лета в добром и помыслном панованю щастливе зо всем пресветлым домом твоим, подержавши, все враги твои под нозе твои покоривши, от царствия того во оное вечное нескончаемое препроводити и благая Иерусалиму видети сподобити рачит. О што мы худые и недостойные Богомольцы твои Спасителя и Пречистую Его Богоматерь молитствуем уставичне непрестанно, потребы наши и недостатки з молитвами негоднема маестату величества твоего вручаем и отдаем, пожалуй, пожалуй, великий господару, нас богомольцов твоих звыклым противко всего благочестиа нашего жалованием. Величеству, затем светлости вашей царской милости отдаюсь. 3 монастыря вышеименованного месяца мая 1 року 1626.
Вашему Величествию, осударю моему и благодетелеви доброхотный богомолца зо всею еже о Христе братиею челом бию
Власною рукою.
Было запечатано. Адрес такой:
Православному Великодержавному царю и великому князю Михаилу Феодоровичу всея России Самодержцу и иных земель многих обладателю, Осударю моему великомилостивому сие писание во пресветлые руце его царское милости отдати.
Видно, что преподобный Иов обращается не к правителю далекого государства, своенравному и недоступному, каковыми в ту пору были все европейские монархи, но к человеку близкому по духу и мировоззрению. Первая часть письма, исполненная официальными обращениями, - всего лишь дань придворному этикету и не идет ни в какое сравнение с принятыми многостраничными цветистыми титулатурами даже рядовых польских шляхтичей. Похвалы Преподобного, адресованные царю за многочисленные благотворения церквям и обителям искренны, но лаконичны - ведь преподобный Иов даже не называет хотя бы некоторые облагодетельствованные самодержцем монастыри, возможно памятуя, что принявший славу от людей теряет славу от Бога. Это не письмо к иностранному правителю, ведь Святой Игумен пишет на привычном ему наречии, даже не допуская, что какие-то обороты не будут понятны адресату. Это обращение к брату во Христе о помощи в трудных обстоятельствах, от которых, в первую очередь, страдает самое важное - благолепие храма Божьего и стройность служения Богу.
То, что после слов о пожаре в обители следует сетование о том, что благочестивые православные ктиторы-благотворители ныне "не только умалились, але отнюдь не обретаются", может быть просто аргументом, объясняющим, почему Преподобный обращается к царю Михаилу Феодоровичу. Но они же наталкивают на мысль: а не сами ли вероотступники-шляхтичи причастны к пожару в Почаевском монастыре, который часто страдал от их грабительских нападений. Однако сам Игумен смиренно умалчивает о том. В сущности адресат прошения указан Преподобному самой логикой истории, за которой для верующего человека стоит часто непонятный сперва Промысл Божий. Ведь к тому времени в мире не осталось независимых православных государств, кроме Царства Московского. Великая Византия, вместе со Святой Землей, прославленными своими подвижниками Сирией и Египтом были давно захвачены Османской империей. Под ее же власть попало сердце Византии - Греция, а также Болгария, Румыния (Влахия) и Молдова. Грузия была фактически разорена многочисленными завоевателями, земли Киевской Руси захватили поляки и продолжали терзать татары. Дольше всех стояла Сербия, но и она пала под ударами турок. И поэтому все взоры православного мира, хранящего истинную веру Христову, обратились тогда на север, где поднималось после Великой Смуты великое православное царство. Михаил Феодорович откликнулся на просьбу преподобного Иова и продолжил традицию "предков величествия" своего, прислав монастырю богатые дары. Причем это был дар исключительно христианской любви и благоговения перед Господом и Пресвятой Богородицей.
Авторитет Почаевского игумена был в то время очень высок среди православных Речи Посполитой. В 1628 году он приглашается в Киев на православный Собор, созванный для разбора неотложных дел. Одним из главных дел было рассмотрение просьбы известного церковного писателя и епископа Мелетия Смотриц-кого, бывшего известного защитника Православия, затем перешедшего в унию, а ныне пожелавшего опять вернуться в Церковь, которую некогда отстаивал (и тотчас после Собора ушедшего из нее вновь). Представители Собора заявили, что они "твердо стоят в православной восточной вере, не мыслят об отступлении в унию и под клятвою обещаются не уступать и к тому же увещевают весь православный народ". Под этим решением стоит и подпись Преподобного: "Иоанн Железо, игумен Почаевский".
Твердость характера соединялась в преподобном Иове со смирением, братолюбием и совершенным беззлобием. Застав однажды человека, воровавшего монастырскую пшеницу, святой сам помог ему взвалить на плечи набитый краденым зерном мешок и только напомнил ему о заповедях Божиих и о "Суде нелицемерном", будет дать ответ за содеянное. И вор, раскаявшись, пал в ноги святому. Был же он человеком известным в округе, больше всего на свете боявшимся огласки. Но Почаевский игумен сохранил его тайну.
Был Преподобный миролюбив и до того немногословен, что, по словам Досифея, только и можно было слышать отнего: "Господи Иисусе Христе, помилуй мя..." Стяжав благодатный дар Иисусовой молитвы, стал он "неумолкаемым органом Святого Духа". Однако внутренняя жизнь Православных святых чаще всего остается тайной. О ней свидетельствует лишь его пещера в Почаев-ской скале, где невозможно ни сесть удобно, ни лечь, вытянув ноги. На целые дни и даже недели оставлял святой игумен свою братию, дабы проводить их в непрерывной молитве, по словам его жизнеописателя, "слезами токмо от чистого сердца изливаемыми питаемый". Тот же Досифей, описывая его духовные подвиги, добавляет: "Если бы каменная пещера, в которой обитал он, имела уста, то она поведала бы нам все тайные подвиги сего многострадального Иова по слову Евангельскому: "аще люди умолкнут, камени возопиют" (Лк. 19,40).
От многодневных стояний на молитве ноги у преподобного Иова отекали так, что покрывались язвами, следы от которых до сих пор остались на его нетленных мощах. Так молился он, по слову того же ученика его "о благосостоянии света, во зле лежащего". Однажды видел Досифей, как необычайный свет озарил пещеру Преподобного во время молитвы его, и в течение двух часов свет этот из глубины пещеры освещал про тивоположную стену церкви. "Я же, - говорит свидетель,- увидев сие, падши на землю, чрезвычайно напугался, странным таковым видением побежден". Несмотря на такие подвижнические и молитвенные труды, Господь благословил долгим веком угодника Своего: он прожил ровно сто лет. За неделю до кончины 21 октября 1651 года Преподобный имел откровение в своей пещере о точном дне своей кончины. 28 октября он сам отслужил Божественную литургию, и окончив ее и воздав последнее целование братии, без всякой болезни мирно отошел ко Господу "в тот же самый час, который предсказал".
Семь лет и девять месяцев пролежало в земле тело преподобного Иова после его погребения. Над его могилой люди видели иногда свет. И вот однажды почивший святой игумен явился в "сонном видении" тогдашнему киевскому митрополиту Дионисию Балабану со следующими словами: "извествую твоему преосвященству, яко тобою хочет Бог открыти кости мои". Надо сказать, что митрополит, как человек достаточно про свещенный, хотя и узнал старца, не спешил тотчас верить и следовать снам. Тогда Преподобный явился Дионисию снова и снова, и на третий раз уже присовокупил, что за свое неверие он будет наказан, и тот уразумел, что сны эти были "от Божия произволения".
В тот же день митрополит отправился в Почаевскую обитель и, учинив дознание о жизни почившего игумена, повелел немедленно открыть гроб, в котором лежали мощи его. Мощи эти были найдены "без всякого истления, как бы того же часа погребеныя, и исполненные необычного благоухания". Тогда митрополит взял нетленные останки Преподобного и со всей честью при большом скоплении народа перенес их в недавно воздвигнутую церковь Пресвятой Троицы. Было это 28 августа (10 сентября н. ст..) 1659 года - день, в который наряду с 28 октября (10 ноября н. ст.) - днем блаженной кончины и 6 мая (19 мая н. ст.) - днем памяти праведного Иова Многострадального - отмечается память Преподобного в Русской Православной Церкви.
Так монастырь обрел третью святыню.
http://www.pochaev.org.ua/?pid=1147