Марии семь лет. Она ходит, вернее, бегает в первый класс. Почему бегает? Не знаю. Наверное, потому, что ходить ей просто не под силу. Ноги несут сами, худенькие, ловкие, проворные ножки, они едва задевают землю, по касательной, почти пунктиром, вперед, вперед... Мария черноглаза и остроглаза, буравчики-угольки с любопытством смотрят на Божий мир, радуясь ярким краскам земного бытия и печалясь от красок невыразительных. Мария живет в православной семье, у нее три старшие сестры и ни одной младшей. Домашние любят ее, но не балуют. Мария и сама понимает, баловство до добра не доведет и усвоила с пеленок, что довольствоваться надо малым. Она и довольствовалась, пока не наступил тот незабываемый день.

Бывают же такие дни. Все ладится, даже через лужи прыгает легко и грациозно, вот сейчас как разбегусь... И встала. Черные глазки-буравчики засветились восторгом. Навстречу Марии шла красавица. Ее пепельные волосы струились по плечам, походка легка и независима, в глазах великодушное снисхождение ко всем человеческим слабостям вместе взятым. А в ушах сережки! Умопомрачение, а не сережки: мерцающие, вздрагивающие на солнце огоньки. Марии даже почудилось, что они звенят. Как весенние капельки: звяк, звяк... Сердце девочки забилось под синей, на синтепоне, курточкой громче, чем это звяк, звяк... Померкло солнце.

- Я хочу сережки, - всхлипывала она вечером, уткнувшись в мамины колени, - маленькие, из чистого золота. Но вы мне их никогда не купите... - И заревела, горько размазывая слезы по несчастному лицу. 

- Ты знаешь, это очень дорогая вещь и нам не под силу. А увидишь на ком-то норковое манто, тоже захочешь? - вразумляла мама. - Так не годится, мы люди православные, нам роскошество не на пользу. Вот вырастешь, выучишься, пойдешь на работу... - Сто лет пройдет. А я сейчас хочу! Ничего мне не покупайте, ни ботинки на зиму, ни свитер, но купите сережки...

В голосе мамы зазвучали стальные нотки:
- Прекрати капризы. Ишь моду взяла требовать.

Затосковала, запечалилась девочка-попрыгушка. И надо было ей встретиться с красавицей-искусительницей? И вот ведь что интересно: жестокий мамин приговор "никаких сережек ты не получишь" еще больше распалил ее сердечко. Ей хотелось говорить только про сережки. Она вставала перед зеркалом и представляла себя счастливую, улыбающуюся, с сережками в ушах. Дзинь - повернулась направо, дзинь - повернулась налево.

  Решение пришло неожиданно. Она поняла, что ей никогда не разжалобить стойких в жестоком упорстве домашних. Надо идти другим путем. И путь был ею определен.

Воскресный день выдался серый, тяжелый, слякотный.
Бегом, не оглядываясь, к электричке. Ей в Сергиев Посад. В Лавру. К преподобному Сергию.

Огромная очередь в Троицкий собор к раке с мощами Преподобного. Встала в хвосте, маленькая, черноглазая девочка-тростиночка с самыми серьезными намерениями. Она будет просить Преподобного о сережках. Говорят, он великий молитвенник, всех слышит, всех утешает. А она православная, крещеная, мама водит ее в храм, причащает, она даже поститься пробует. Неужели она, православная христианка Мария, не имеет права попросить Преподобного о помощи?

Упала на колени пожилая женщина со слезами и отчаянием - помоги! Мария на минуту усомнилась в своем решении. У людей беда, они просят в беде помочь, а я - сережки... У Преподобного и времени не останется на меня, вон народу-то сколько, и все просят о серьезном. Но как только поднялась на ступеньку перед ракой, так и забыла обо всем. Кроме сережек. Подкосила детские коленочки чистая искренняя молитва. Глаза были сухи, но сердце трепетно.

На другой день поехала в Лавру опять. Прямо после школы, не заходя домой. Народу было меньше, и она быстро оказалась перед святой ракой. Опять просила упорно и настырно. Третий раз неудача. Марию в Лавре обнаружила подруга старшей сестры.

- Ты одна? А дома знают?
Ну, конечно же, доложила. А знаете, ваша Маша... Мария получила за самоволие сполна. Она упорно молчала, когда домашние допытывались, зачем она ездила в Лавру. Наконец, сердце дрогнуло и она крикнула:
- Да сережки я у Преподобного просила! Вы же мне не покупаете. Сережки!

Начались долгие педагогические беседы. Мама сказала, что у Преподобного надо просить усердия в учебе, он помогает тем, кто слаб в науках. А ты, Маша, разве тебе не о чем попросить его? Разве у тебя все в порядке с математикой, например?

И опять Мария загрустила. Мамина правда устыдила ее, разве до сережек преподобному Сергию, если со всей России едут к нему по поводу зачетов, экзаменов, контрольных?

И был вечер, тихий и теплый. Солнечный день успел согреть землю и она отдавала теперь накопленное ласковым сумеркам, вовремя подоспевшим на смену. Мама вошла в дом таинственная, молчаливая и красивая.
- Дай руку, - попросила негромко.
Маленькая уютная коробочка легла в Мариину ладошку. А в ней...
- Сережки... Мама, сережки! Ты купила? Дорогие? Но мне не надо ничего, ботинки на зиму...
- Нет, дочка, это не мой подарок. Это тебе преподобный Сергий подарил.

Ночью, когда потрясенная Мария, бережно запрятав под подушку заветный коробок, спала, притихшие домашние слушали историю...

Мама торопилась в сторону электрички, и ее догнала знакомая, жена священника матушка Наталья. Не виделись давно: как и что, как дом, как дети?

Ой, и не спрашивай. Дома у нас военная обстановка, Мария такое вытворяет. Увидела у кого-то сережки на улице и - хочу такие, и все. Золотые, не какие-нибудь. И уговаривали, и наказывали, ничего не помогает. Так она что придумала? Стала ездить в Лавру и молиться у раки преподобного Сергия, чтобы он ей сережки подарил!

Знакомая от изумления остановилась.
- Сережки? Преподобному молилась? Чудеса...
Как-то притихла знакомая, проводила маму до электрички, и когда та уже вошла в тамбур и хотела махнуть ей рукой, вдруг быстро сняла с себя сережки:
- Возьми! Это Машке.

Дверь закрылась, и растерявшаяся мама осталась стоять в тамбуре с сережками в руках. Корила себя всю дорогу за свой бестактный рассказ. Поехала на следующий день отдавать. А та не берет: это ей не от меня, от преподобного Сергия.

Муж Натальи - дьякон одного из подмосковных храмов. Прошло уже много времени, а его все никак не рукополагали в священники. А им бы уже на свой приход ехать, жизнь налаживать. И пошла Наталья просить о помощи преподобного Сергия. Тоже, как и Мария, выстояла большую очередь, тоже преклонила колени пред святой ракой. Помоги, угодниче Христов! И вдруг в молитвенном усердии пообещала:
- Я тебе сережки свои золотые пожертвую, помоги...

Вскоре мужа рукоположили. Стал он настоятелем огромного собора. Пришло время отдавать обещанное. Пришла в Лавру, ходит в растерянности: куда ей с этими сережками? На раке оставить нельзя, не положено, передать кому-то, но кому? Ходила, ходила, да так и не придумала, как отблагодарить преподобного Сергия золотыми своими сережками. Вышла из Лавры, тут и повстречалась с Марииной мамой.

Мария наша в Лавру ездит, чтобы Преподобный ей сережки подарил... Сняла с себя золотые капельки-огоньки. По благословению Преподобного. И нарушить то благословение Наталья не может.

Вот только уши у Марии не проколоты. И разрешить носить сережки в школу ее мама опасается. Оно и правда, рискованно. Пока раздумывали, как лучше поступить, позвонил иерей Максим, тот самый, чья матушка Наталья молилась Преподобному и пообещала пожертвовать дорогой подарок:

- Слушай, Мария, тут такое дело, - сказал серьезно. - Собор наш надо восстанавливать, работы непочатый край. Фрески требуют серьезной реставрации. Хочу тебя попросить помолиться, чтобы Господь дал нам силы для работы во славу Божию. И как только фрески восстановим, так сразу и благословляю тебя носить сережки. Согласна?

- Как благословите, отец Максим, - смиренно ответила раба Божия Мария.

Она очень хочет, чтобы это произошло поскорее. И каждый вечер встает на молитву перед иконой преподобного Сергия, кладет земные поклоны и просит, и надеется, и верит. А собор-то называется Троицкий. И в этом тоже рельефно просматривается чудный Промысл Божий. Преподобный Сергий, служитель Святой Троицы от рождения своего до блаженной кончины. Его молитвами живут и крепнут все монастыри и храмы России. И этот не оставит он без своего духовного окормления, тем более что есть особая молитвенница за этот храм, маленькая девочка с красивым именем Мария. Черноглазая Дюймовочка, которой очень будут к лицу сережки из самого чистого на свете золота.