Две Лягушки

Жили-были две лягушки. Были они подруги и жили в одной канаве. Только одна из них была храбрая, сильная, веселая, а другая –ни то ни се: трусиха была, лентяйка, соня.

Но все-таки они жили вместе, эти лягушки.

И вот однажды ночью вышли они погулять.

Идут себе по лесной дороге и вдруг видят: стоит дом. А около дома погреб. И пахнет из него очень вкусно: плесенью пахнет, сыростью, мхом, грибами. А это как раз то самое, что лягушки любят.

Вот забрались они поскорей в погреб, стали там играть и прыгать. Прыгали, прыгали и нечаянно свалились в горшок со сметаной.

И стали тонуть.

А тонуть им, конечно, не хочется.

Тогда они стали барахтаться, стали плавать. Но у этого глиняного горшка были очень высокие скользкие стенки. И лягушкам оттуда никак не выбраться.

Та лягушка, что была лентяйкой, поплавала немного, побарахталась и думает: «Все равно мне отсюда не выбраться. Зачем же я буду напрасно барахтаться? Только мучиться зря. Уж лучше я сразу утону».

Подумала она так, перестала барахтаться – и утонула.

А вторая лягушка – была не такая. Та думает: «Нет, братцы, утонуть я всегда успею. Это от меня не уйдет. А лучше я еще побарахтаюсь, еще поплаваю. Кто его знает, может быть, у меня что-нибудь и выйдет».

Но только – нет, ничего не выходит. Как ни плавай – далеко не уплывешь. Горшок маленький, стенки скользкие – не вылезти лягушке из сметаны.

Но все-таки она не сдается, не унывает. «Ничего,– думает, – пока силы есть, буду барахтаться. Я ведь еще живая, значит, надо жить. А там – что будет!»

И вот из последних сил борется наша храбрая лягушка со своей лягушачьей смертью. Уж вот она и память стала терять. Уж вот захлебнулась. Уж вот ее ко дну тянет. А она и тут не сдается. Знай себе, лапками работает. Дрыгает лапками и думает: «Нет! Не сдамся! Шалишь, лягушачья смерть…»

И вдруг – что такое? Вдруг чувствует наша лягушка, что под ногами у нее уже не сметана, а что-то твердое, что-то такое крепкое, надежное, вроде земли. Удивилась лягушка, посмотрела и видит: никакой сметаны в горшке уже нет, а стоит она, лягушка, на комке масла.

«Что такое?– думает лягушка. – Откуда взялось здесь масло?»

Удивилась она, а потом догадалась: ведь это она сама лапками своими из жидкой сметаны твердое масло сбила.

«Ну вот,– думает лягушка, – значит, я хорошо сделала, что сразу не утонула».

Подумала она так, выпрыгнула из горшка, отдохнула и поскакала к себе домой, в лес.

А вторая лягушка осталась в горшке. И никогда уж она, голубушка, больше не видела белого света, и никогда не прыгала, и никогда не квакала.

Ну что ж! Если говорить правду, так сама ты, лягушка, и виновата. Не падай духом! Не умирай раньше смерти!

Лягушки-оптимистки и мышки-пессимистки

Самое забавное, что ситуацию из сказки Пантелеева решили воспроизвести американские ученые с исключительно исследовательскими задачами: доказать, что оптимизм полезен. Правда, подопытными выступили не лягушки, а мыши. Их разделили на две группы и запустили в две различные емкости с водой, в одной из которых был островок для отдыха, а в другой не было. После того, как набарахтавшихся в воде мышей извлекли из воды, им приготовили новое испытание: обе группы поместили в одну емкость с непрозрачной жидкостью, в которой не было никаких островков для отдыха. В итоге группа мышей, которой в прошлый раз повезло барахтаться в емкости с островком, плавала в два раза дольше своих собратьев – потому что надеялась на лучшее. Из чего американскими исследователями был сделан вывод, что все-таки оптимизм – это хорошо. Потому что заставляет барахтаться дольше.

Вывод этот, мягко говоря, неоднозначный. Во-первых, потому что все мышки – и оптимистки, и пессимистки, в этом печальном эксперименте пошли ко дну. А во-вторых, механизмы человеческой психики все-таки несколько сложнее, чем у мышек. Одно в этом эксперименте несомненно: и оптимистические, и пессимистические ожидания основываются на предшествующем жизненном опыте испытуемых.

Выживает сильнейший духом

Существует расхожее убеждение, что оптимистический взгляд на действительность помогает выживать в критических ситуациях. Это верно ровно до тех пор, пока оптимизм не начинает подрывать ощущение реальности. Согласно многочисленным воспоминаниям людей, переживших катастрофы или находившихся в концлагерях, в лагерях для военнопленных, первыми, кто «выходил из строя», были как раз оптимисты. Они старались подсластить себе жизнь надеждами на то, что к определенному сроку ситуация обязательно разрешится (пересмотрят их дело, прилетит вертолет с помощью, их освободят, и т.д.). Но проходил один положенный срок, другой, третий, ничего не менялось, и именно оптимист первым понимал, что ему надеяться больше не на что. Иначе говоря, надежды на лучшее мешали оптимистам адекватно оценить текущую ситуацию и приспособиться к ней. Что же, выходит, что лучше заранее ни на что не надеяться? Не совсем.

Спринтеры и марафонцы

Неприятности при всем их многообразии можно разделить на две группы: кратковременные и затяжные. С кратковременными все понятно. Именно их приводят в пример те, кто утверждает, что оптимизм – лучшее средство от всех бед. Заблудились в лесу? Потеряли кошелек? Провалились на экзамене? Застряли в пробке? Такие неприятности действительно гораздо проще пережить, не теряя бодрого расположения духа. Из леса можно выбраться в крайнем случае на следующий день, новый кошелек – купить, экзамен – пересдать, пробку – пережить. А когда все закончится, подмигнуть пессимистам и улыбнуться: «Я же говорил, что все сложится хорошо».

Другое дело – затяжные неприятности. Которым конца и края не видно, и которые изматывают почище разгрузки вагонов. Когда мы сталкиваемся с тяжелой болезнью, отсутствием перспектив, чередой неудач у близких, то сказать «А, ерунда, все пройдет» уже не так легко. Оголтелый оптимизм, на первых порах облегчая положение, в перспективе может оказать совершенно обратный эффект. Точно так же, как в случае с военнопленными, которые ждали, что их освободят через месяц, через два, к Новому году, ко дню независимости… и в результате ломались.

Следовательно, при встрече с затяжными неприятностями нужно искать то, что дает нам стойкость. Специалисты считают, что в любом испытании надо находить определенный смысл. Не рвать на себе волосы, вопрошая: «Ну за что? Почему именно я?», а, наоборот, понять, что все происходящее для чего-то вам нужно. Психиатр Виктор Франкл, прошедший Освенцим, описал это ощущение в своей книге «Человек в поисках смысла» и сделал вывод, что в концлагерях выживали те, кто имел еще какую-то цель помимо собственного физического выживания. Франкл назвал это «лечением смыслом» и решил, что если он сам выживет (в чем не было никаких гарантий), то в дальнейшем станет читать лекции по психологии стойкости узников концлагерей. Кого-то спасала религия, кого-то – мысли о недоделанном деле. А поскольку обретение смысла и есть один из важнейших элементов стойкости, то неудивительно, что успешные люди обладают самой устойчивой системой ценностей. А оптимисты они или пессимисты, доподлинно неизвестно.