" />
Когда и старость в радость.Рассказ.Леонид Гаркотин . Бабушки старенькие – источник добра, кладезь мудрости и добродетели. Они всё знают, на всё имеют свой взгляд и всё оценивают по-своему, с высоты прожитых лет, мудро и по-житейски. Ни за что ни одна бабушка не посоветует внучке брать пример с дочки Анны Петровны, которая после окончания института работает в платной клинике, ездит на дорогой машине, а проходя мимо стайки знакомых с детства старушек, небрежно бросит: «Здрасьте», – и на просьбу посмотреть заболевшего ребенка ответит: «Я не “Скорая помощь”». Наоборот, обратят внимание на всегда улыбчивую и откликающуюся по первому зову Олю Петрову, дочку Веры Николаевны, работающую медсестрой в детской поликлинике. Бабушки даже с лавочки встают, когда видят приближающуюся Олю, доверяют ей свои тайны, и она им платит тем же – добротой, ласковым словом и доверием. Каждая из них с огромной радостью присмотрит за Женькой, пока Оля ходит в магазин, и радость эта будет обоюдной и для старенькой бабушки, и для маленькой Женечки. Ведь своей родной старенькой бабушки у Жени нет, и она вынуждена временами «пользоваться» свободными от своих правнуков «чужими» прабабушками. У Насти, подружки ее, старенькая бабушка своя, личная, родная; Настя владеет ею безраздельно и очень сожалеет лишь о том, что бабушка старенькая живет отдельно от них, а Настеньке хотелось бы видеть ее каждый день. Телефон прабабушки Настенька выучила в три года. Проснувшись утром, она тихонько выбиралась из своей кроватки, бережно укрывала одеялом любившую поспать куклу Герду и, посмотрев на сладко посапывающих родителей, отправлялась на кухню, плотно прикрывала дверь и набирала номер бабушкиного телефона. Бабушка отзывалась немедленно, как будто специально ждала звонка. А в общем так оно и было. Нина Михайловна поднималась рано, неспешно делала домашние дела, и ко времени, когда должна позвонить Настенька, подвигала стул к телефону, присаживалась и ждала. Звонок как всегда раздавался неожиданно. Бабушка брала трубку и, услышав в ней родной и милый голосочек, радостно приветствовала свою любимицу. Начинался долгий, пока не проснутся Настенькины родители, разговор обо всем. – Бабуля старенькая, – так обращалась Настя к прабабушке, – ты как сегодня поспала? – Да хорошо, Настенька. С вечера помолилась у иконок, дверь замком да крестом заперла и легла спать. – А крестом-то зачем? Мы только на замок закрываем да на защелку. – А как же, миленькая! Крест-то Господний, он сильнее замка, он всю нечисть отгоняет. – А нечисть – это кто? – Нечисть-то – это, миленькая, грязь всякая, которая к человеку липнет. От нее только крестом да молитвой отбиться можно. – А ко мне когда грязь прилипает, то мама ее в машинке отстирывает и не молится. Она от порошка сама смывается. – Так то не та грязь, Настенька. Та грязь другая совсем. Мысли, например, нехорошие, темные да злые. Вот ты когда капризничаешь, это нехорошо, это значит и прилипла к тебе грязь мысленная. – Я не из мыслей капризничаю, а когда мне что-то не дают или не разрешают. – А ты вот перед тем, как раскапризничаться из-за чего-нибудь, остановись, подумай и скажи: «Помоги, Господи!» Он тебе и поможет, а значит, и капризничать будет не о чем. – Я, бабуля старенькая, так пробовала. Ты ведь уже меня учила. Мороженого очень захотела и попросила: «Помоги, Господи!» – а мама всё равно не разрешила, сказала: «Настя, какое мороженное! Ты третий день кашляешь». – Так Господь и уберег тебя, чтобы ты не простудилась еще больше, маме подсказал, чтобы не разрешала. – Ничего Он маме не подсказывал, она сама всегда не разрешает. А ты была маленькой или сразу же такой была? – меняет Настя тему разговора. – А как же, моя хорошая. Была, конечно. Все сначала маленькими бывают, и я была. Настя задумывается и молчит, а потом продолжает: – А где твои игрушки? – Так и игрушек-то у меня никаких особых не было. Кукол из старых тряпочек шили, ими и играли. Да и играть-то, миленькая, особо не приходилось. Помогать надо было старшим, дела всякие делать. Ты маме да папе тоже помогай и вырастешь трудолюбивой, а не белоручкой. – Белоручка – это кто? – снова озадачивается Настя. – Это когда с белыми руками? Мы с мамой пельмени делали и были белоручки? – Нет, миленькая, белоручками раньше лентяек звали, тех, кто работать не любил да не хотел, всё ждал, когда готовенькое подадут. – Нам в саду Валентина Ивановна тоже готовенькое подает, значит, мы все лентяи? – Да нет, ведь вы сами еще готовить не умеете, вот вам и подают. – Бабуля старенькая, а муж твой где? – снова меняет Настя тему. – Муж-то умер, моя хорошая, уже давно. – А ты тоже умрешь? – И я умру когда-нибудь. Господь Бог знает, когда человеку умирать надо. – Он что, Господь-то, всё знает? – Ну а как же, Настенька? Конечно, всё знает и всё видит. – Всё-всё-всё? – Всё и всех видит и всё про всех знает. Настя делает паузу, видно, прокручивает в голове такую неожиданную информацию, а потом серьезно говорит: – Не всё Он видит. Я вчера была у бабули Наташи и мороженое ела и конфеты, а маме про это Он и не рассказал, и мы с бабулей ей тоже не рассказали, чтобы ее не расстраивать, – и тут же продолжает: – А ребенки твои где другие? – Какие другие-то, Настенька? – Ну, которые не дед Юра, а другие. – А других-то у меня и нет больше, – тут Нина Михайловна замолкает, тяжело вздыхает и добавляет: – Был еще сынок Сереженька, да так случилось: погиб он в семнадцать годков. Не уберегла. Погоди-ка немножко, я сейчас. Нина Михайловна достала капли, быстро накапала в рюмочку, разбавила водичкой и выпила. – Сердце что-то защемило, Настенька, сейчас пройдет… А маме да папе всегда правду говорить надо. Господь-то видит, что ты обманываешь, да молчит, ждет, когда сама скажешь. Вот сегодня же и скажи и про мороженое, и про конфеты, а бабуля Наташа не обидится, ведь мама твоя – дочка ей, а на дочек разве можно обижаться? Нельзя. – Ладно, скажу, – соглашается Настя и торопливо говорит: – Всё, пока, бабуля старенькая, папа проснулся и пришел. Я тебе потом еще позвоню, ты жди. В трубке раздаются короткие гудки, а бабуля старенькая еще долго сидит у телефона и представляет ее, правнучку свою Настеньку, плотную, пухленькую, розовощекую неторопливую хлопотунью, и ждет, и надеется, что, может быть, в этот выходной приедет она вместе с родителями, зазвенит колокольчиком, засыплет вопросами, разворошит всё в шкафах, найдет и вытащит такие вещи, о которых она уже и забыла, а потом, притомившись, попросит: «Бабуля старенькая, расскажи мне сказку». И они сядут рядом на старый диван, обнимутся, прижмутся друг к другу и замрут: одна – от предвкушения интересной сказки, а другая – от счастья, умиления и любви к этой маленькой, милой и бесконечно родной непоседе, которая одним своим ласковым поцелуем дает такой всплеск добрых и положительных эмоций, такую бурю радости и счастья, что все заботы и хвори мгновенно отступают, прячутся и долго еще опасаются даже на маленький шажок приблизиться к самой лучшей, к самой доброй и к самой любимой Настиной старенькой бабушке. Леонид Гаркотин16 августа 2013 года .pravoslavie.ru›Интернет-журнал›63457.htm