Любовь моя
20 марта, 2013 • Анна Гальперина • />


Почему мы говорим о любви, но слова остаются пустым звуком? Почему даже в храме люди равнодушны друг к другу? Можно ли исправить эту ситуацию? Размышляет Анна Гальперина.

В начале церковного возрождения во многих-многих проповедях говорилось о том, как затаскали слово «любовь». Ругали грешный светский мир. И было за что — любовью тогда стали называть не только отношения внутри ячейки общества и чувства к Советской родине, но и все, что попало. Любили проститутки своих клиентов, любили простые граждане шмотки из Турции, любили отдых в богатых отелях или первые продукты из фастфуда. Любили батончики «Марс» и «Сникерс», а также «Юпи» (только добавь воды).

А уж сколько любви было в сериалах — несчастной, потерянной, страстной, обретенной, безответной и прочее. Все эти любови утопили — нет, не любовь, но понятие о ней, размыли это слово и превратили его в погремушку для дураков. Но в Церкви все тогда было иначе — любовь имела совсем другой смысл, она была Тайной и сокровенностью. Она была.

Но оказалось, что размыть «Любовь» можно не только попсовыми песенками. Прошло 10–20 лет — и в Церкви слово «любовь» стало таким же звонким, как за ее пределами. Правда, звон другой. Но все же. Теперь о любви Божественной к человеку говорят столько, что кажется — за этими словами холодная космическая пустота. А главное — в ответ на эту любовь требуют многого: твою любовь, твое послушание, смирение, терпение, кротость и… Радио Радонеж.

Что стоит за этими словами? От частоты употребления в церковной проповеди они истерлись как подошвы давно ношенных башмаков — дыра на дыре, пальцы торчат. Если спросить всезнающий «Яндекс», то сочетание слов «любовь терпение смирение церковь» встречается в Интернете 326 тысяч раз. «Любовь и православная церковь» — 3 млн. ответов. «Любовь и православие» — 8 млн.

Мы пытались заполнить вселенскую пустоту словами. Мы думали, что ее можно заговорить, но оказалось, что пустота не заполняется словами. Вообще. Наоборот, слова, сказанные бездумно, сказанные заученно и просто потому, что «так надо» — порождают пустоту. И сегодня становится пусто не только на шумном празднике жизни в телевизорах, но и в ограде храма. Пусто метафизически.a href='http://pravznak.ru.net/uploads_user/53386000/53385787/248340.jpg'>



Исповедь. Толпы народа. Усталая женщина говорит священнику почти с отчаянием: «Я очень устала. У меня нет сил жить». Он, накрывая ее епитрахилью, поучительно произносит: «Это все твоя гордыня. Нужно смириться, и тогда захочешь жить». Возможно, с точки зрения догматики, он прав. Но с других точек зрения — вряд ли.

Вертикаль любви… А горизонталь? Тоже создана? Или она вообще не нужна?

У меня часто возникает ощущение, что во многих головах — и священников, и мирян — есть такой «граммофончик», который включает нужную запись в нужный момент: «ну, не огорчайся, это тебя Бог наказывает», «по грехам нашим», «это все твоя гордыня», «надо смиряться», «Господь испытывает тебя»… Список может продолжить любой, кто в Церкви не первый год.

Сформировался совершенно четкий слой «православного сленга» — да, он, конечно, понятен другим, в отличие от воровского жаргона, но служит во многом схожим целям — маркировать себя как члена определенной социальной группы. И скрыть нужную информацию. Мы так хорошо скрываем свои настоящие чувства, из благих, конечно, побуждений, страшась их греховности и неправильности, что чувств уже не остается. Остается внутренняя шарманка: «Молиться, поститься, терпеть, смиряться, любить, Радио Радонеж».

Представим жизнь в семье. Где все любят друг друга. Все рядом, переживают друг за друга: «Смотри, получишь», — грозит, отрываясь от телевизора, отец сыну-двоечнику. Он переживает за него, хочет, чтобы сын вырос умным. «Не вздумай шляться с этим Петькой», — шумит мать, увидев дочь на улице с мальчиком, который маме не нравится. Она заботиться о дочери. Кто может с этим поспорить? Вы скажете, что в этой семье нет любви? Зря… Только вот не каждый захочет жить в такой любви.

Нам не хватает не просто вот этой «строгой заботы» и опеки, и нам, в общем-то, не нужны слова о любви, потому что цена их — грош в базарный день. Опять же — гипотетическая ситуация: вся семья вечером собирается дома за столом, и вместо обычных разговоров о прошедшем дне все начинают высокопарно говорить о любви.

Примерно так: «О, как я люблю тебя, мой сын, моя дочь, мой муж, моя жена! Я предан тебе до гроба и пойду на любой подвиг ради тебя, я достану с небес звезды и переверну горы, я буду защищать тебя до последней капли крови, я готов умереть за тебя. И ты должен(на) любить меня, ибо я люблю тебя так сильно, что ты должен(на) умереть за меня, ведь мы венчанные супруги, а вы — крещеные наши дети, а потому наша любовь — велика и прекрасна».

Хорошие слова, правда? Но вот если говорить только их, каждый день, то скоро такая семья либо дружно поедет в психиатрическую клинику, либо перестанет вместе садиться за стол. Потому что кроме заботы, повседневной любви и высоких и красивых слов нам нужно пространство любви, нам нужен воздух любви.

Что это такое? Как пишет детский психолог Найджел Латта, автор замечательных книг «Пока ваш ребенок (подросток) не свел вас с ума», «Сынология» и других: «Любить детей легко, находить в этом удовольствие трудно. Большинство детей верят в то, что родители их любят, даже если те их наказывают или не уделяют им внимание. Дети считают самим собой разумеющимся то, что их должны любить. Но того же не скажешь о чувстве симпатии.

Подавляющее большинство детей из тех, что мне встречались, чувствовали, что они не очень нравятся окружающим. Многие из них были даже убеждены в том, что родители относятся к ним с неприязнью. Причина этого в том, что большинство родителей, которых я видел, с трудом пытались заставить себя относиться к детям с симпатией. Когда они обращались ко мне, они чувствовали себя настолько морально подавленными, что едва сдерживались в высказываниях. „Я люблю его, но терпеть его не могу“ — эти слова я слышу постоянно.

Детям нужно чувствовать, что родители относятся к ним с симпатией. Любовь — это автоматическое чувство. Любят не за что, а просто так, потому что хочется, а не потому, что надо. Симпатия же — это когда тебе интересно общаться с другим человеком, когда ты получаешь удовольствие рядом с ним. О симпатии, как и об общей тональности отношений между членами семьи, можно судить по присутствующему в доме духу шутливости и игры.

Непринужденность и игривость — это своего рода смазка семейной жизни, без которой ее колеса и шестеренки будут вращаться с трудом. Когда я вижу, что между членами семьи строгие, напряженные отношения, то я тут же начинаю беспокоиться. Если дисциплина и порядок в доме — это прежде всего уважение к другим, то симпатия в равной степени не может существовать без игривости. Любить можно и в самом черном настроении, тогда как для симпатии и игривости необходимо хотя бы немного веселья».

Наверное, воздух любви — неотделимая часть триады: уважение друг к другу — любовь — симпатия. Без этих трех составляющих трудно почувствовать любовь. Любовь как тепло дома, в который хочется приходить снова и снова, как радостно сидеть всем вместе на одном диване и молоть всякий вздор, смеяться глупым шуткам (и умным тоже), встречать приходящего с работы или из школы родного человека радостно — не истерически «ой, кто это к нам пришел, ути-пути», а сразу обнимая его — даже не руками, а теплом своего сердца. Нам не хватает этого тепла, и где его выдают — не очень ясно. Потому что нам не хватает его не только дома, но и в Церкви, где слова о любви положены в основу нашей веры, где они звучат особенно часто, где совершается таинство любви.

Мы приходим в храм — и мы не интересны друг другу. Священник устал, прихожане в молитве (или в своих мыслях), исповедь, служба. Мы не симпатичны друг другу. Нам все равно. Не всегда и не везде, но в общем… Да, мы все покалечены, мы все убоги, мы часто не знаем, что такое человеческая любовь, не говоря уж о Божественной.

Я не знаю, что делать с этим? Ведь воздух любви может взяться только там, где есть настоящее чувство. Его нельзя симулировать. Его нельзя организовать никакими директивами, сбором пожертвований и даже постоянными проповедями, лекциями и статьями. Можно только констатировать, что его почти нет.

Достаточно ли этого, чтобы что-то менять? Думаю, да. Как первый шаг. А как второй — попросить всех нас, верующих, поменьше говорить слово «любовь» просто так.

Говорить только потому, что так правильно и так положено.

И вспоминать его только тогда, когда в сердце действительно что-то теплится.

Хоть чуть-чуть…Анна Гальперина •pravmir.ru›lyubov-moya/