Осторожно, свобода!
Священник Димитрий Шишкин
Исконно-русский сказочный сюжет. Добрый молодец спускается в подземелье, а там, скованный цепями, томится в столетнем плену некий инфернальный персонаж, воплощенное зло. И вот молодец, в ответ на нытьё злодея о несчастной доле, по доброте своей сердечной начинает сочувствовать ему и… освобождает, в конце концов, от оков. За что и «огребает» по полной программе на добрый десяток страниц убористого и нескучного текста…
Сказка ложь, да в ней намёк…
Я, конечно, не знаю опытно, какова была повседневная жизнь в дореволюционной России, зато я хорошо помню жизнь в Советском Союзе, по крайней мере, в последние 10 лет его существования. Я не говорю, что там было всё хорошо, но вот общий уровень нравственности тогдашней и нынешней я могу сравнить спокойно. И за эту возможность я благодарю Бога. Потому что нравственное, именно нравственное начало, понятия, традиции даже в Советском Союзе последних лет его жизни, несомненно, имели христианские корни. Сейчас я это понимаю отчетливо. Многие понятия того времени казались само собой разумеющимися, мы и не задумывались, что может быть как-то иначе. То есть, даже и представить себе не могли. Но сейчас понимаешь, что несмотря на все ужасы 20-го столетия, в силу относительной закрытости Советского Союза от внешнего влияния, нравственную основу жизни нашего народа составляла все-таки нравственность христианская. И это были остатки того «золотого запаса», который за века скопил наш народ, считавший своими идеалами идеалы православной веры и стремившийся к их достижению.
Говоря о советской «нормальности», я говорю не о государственной идеологии, а подлинном содержании внутренней жизни большинства людей, об общем «естественном» на тот момент фоне, из которого, впрочем, можно легко выделить основные моменты. Давайте попробуем.
Целомудрие всё ещё считалось идеалом. Это не значит, что всё было девственно чисто в нашей жизни, но понимание того, что целомудрие – это хорошо и правильно, присутствовало, и особенно это было заметно в сельской местности. И на этом понимании строилось и отношение к семье. Конечно, были и разводы, и измены, но всё-таки общим идеалом считался идеал супружеской верности, крепкой семьи и, очевидно, что это не было социалистическое приобретение или результат партийной агитации. Скорее наоборот, ведь советская идеология, борясь с Православием и Церковью, тем не менее, нравственную основу христианства включила в свой «Моральный кодекс строителя коммунизма».
Как о явлении несомненно нравственном, можно говорить о патриотизме не «квасном», а действительном, присущем «естественно» большинству граждан, даже если некоторые из них имели прямо противоположные взгляды на то, каким должно быть их Отечество. Несомненно, величайшим патриотом своего Отечества был, например, высланный из страны А.И. Солженицын, но и партийная номенклатура, которой теперь традиционно приписывают какие-то примитивно карикатурные черты, состояла из разных людей. И многие из них – не единицы – я думаю, были патриотами своей Родины в самом высоком смысле этого слова.
Вспомним о бескорыстии. Нынешние молодые, возможно, удивятся, может быть для них это даже будет откровением, но бескорыстие действительно считалось идеалом и добродетелью, признаваемой и исповедуемой абсолютным большинством граждан страны. Да, жили люди небогато, но их внутреннее богатство, богатство людей, которые не ставили целью своей жизни достижение материального преуспеяния – особенно очевидно сейчас, на фоне всеобщей одержимости корыстолюбием…
Важную роль в общественном сознании играло «чувство локтя», то есть, правило думать не только о себе, о своих нуждах, но и о ближних, об их нуждах и бедах, быть готовым прийти на помощь, поделиться, пожертвовать, вне зависимости от уровня личного благосостояния…
Продолжать этот список можно и дальше, но важно другое: сейчас всего этого уже почти нет. Остатки нашего добра мы почти совсем растеряли. А сознательное, долгое и планомерное разрушение веры в народе подготовило почву для нового удара, который должен был окончательно развеять остатки духовного самосознания.
Лишенная надежной опоры в вере, нравственность большинства людей сохранялась ещё некоторое время как бы по инерции, во многом благодаря государственному консерватизму, контролю, дисциплине и страху, благодаря внешней изоляции. Но когда государство ослабело, рухнули барьеры, и началась новая жизнь – каждый оказался перед необходимостью собственного духовного и нравственного выбора. И это испытание свободой многие не выдержали…
То, что не смогли совершить гонения, легко довершил соблазн. И за какие-нибудь пару десятилетий действительно оказалось разметано всё то доброе, что у нас ещё оставалось. Как это не горько звучит, но вал неадекватного, девиантного поведения, предательства, чудовищного и бессмысленного разврата, нравственной деградации, неприкрытой и хищной корысти, немотивированной агрессии – это всего лишь верхушка айсберга, крайнее проявление одной серьезной проблемы, которую нам надо как-то решать сообща. Эта проблема – проникновение в нашу жизнь под видом свободы многообразного и лукавого зла.
«
Мы, боясь оскорбить «высокие» чувства либералов, смиренно идём под нож чужеродных клыков и когтей
»
Понятие «свобода» стало той овечьей шкурой, под прикрытием которой в нашу жизнь проникают уже не то, чтобы отдельные особи, а разномастные стаи хищных волков. Но священная неприкосновенность этой «шкуры» имеет такой непререкаемый авторитет, что мы, боясь оскорбить «высокие» чувства либералов, смиренно идём под нож чужеродных клыков и когтей. Сами идём и детей ведём на заклание.
Под видом свободы к нам пришли и всё более распространяются идеи распущенности, начиная с распущенности половой, и заканчивая распущенностью духовной, когда любая ересь, любой очевидный и бессмысленный бред принимается как вариант нормы, имеющий право на существование и тиражирование. Но почему это вдруг откровенный бред должен признаваться чем-то хорошим и правильным, почему его распространению не только нельзя препятствовать, но нужно ещё и содействовать? Кто заставляет нас этот бредовый тезис принимать за истину в последней инстанции? Почему мы в каком-то священном трепете и оцепенении склоняемся ниц перед идолом «свободы», не смея и головы поднять, не смея возразить что-нибудь против этого «золотого руна», будь даже в нём заключён легион волков? Какой-то откровенный и бессмысленный абсурд, честное слово, видится в этом священном поклонении идолу либерализма. Не пора ли ясно сказать, что у нас есть своё, иное понимание свободы и, отстаивая право человека на свободу, мы вкладываем в это право совершенно иной смысл.
А именно: мы говорим, что свобода – это неотъемлемое право человека называть зло злом с тем, чтобы, отвергая его, устремляться к добру и творить благо. И если человек сознательно выбирает зло, он должен знать, что зло наказуемо, что он выбирает путь, ведущий к страданиям, а в случае нераскаянности – и к смерти. А в духовном измерении мы говорим и о «второй смерти», о смерти духовной, о вечном страдании, которое настолько страшнее любых земных страданий, насколько страдания больного раком страшнее той боли, которую испытывает человек, уколовший палец о розовый куст. Зло должно быть наказуемо, а не поощряемо и признаваемо нормой, к чему призывает нас западный либерализм. И вся христианская нравственность построена на этом понимании.
В этом вопросе не может быть компромиссов. Зло надо ясно и открыто называть злом, и называя, прилагать усилия к его искоренению, а называя добро добром – прилагать усилия для его поддержки и распространения в обществе. Только такая определенность и твёрдость, как бы она кому не показалась возмутительной, и может послужить основанием действительного переустройства нашей жизни. Как личной, так и семейной, и общественной, а в конечном итоге и всего государства. Такой определенности и твердой последовательности требует от нас само наше христианское звание. Невозможно и неправильно бесконечно угождать извращенцам, безумцам и авантюристам всех мастей только потому, что это признак толерантности, признак «свободы» в извращенном же понимании этого слова. Больше того – строгость в ущемлении зла прямо входит в обязанности государства, потому что зло, не сдерживаемое и не пресекаемое на корню, служит погибели многих и многих людей.
В высшем же, духовном смысле, свобода – это свобода человека от греха, свобода быть с Богом. И именно для того, чтобы даровать человеку эту свободу, Господь вочеловечился, претерпел смерть на кресте, воскрес и вознесся на Небо.
Слава Богу, в то же время, когда началось повальное развращение нашего народа, началось и мощное возрождение церковной жизни. И именно в этом возрождении видится залог грядущих, а по сути уже совершающихся перемен.
Безусловному приятию «на веру» всего, что предлагает нам либеральная идеология, мы можем и должны противопоставить трезвенную оценку, основанную на Евангельских заповедях, на многовековом опыте православной жизни нашего народа.
Идее безудержного потребления мы можем и должны противопоставить идею разумного и сознательного воздержания. Последнее есть неотменимое основание и правило доброй христианской жизни. Сознательное и добровольное воздержание открывает человеку совершенно иные горизонты бытия, дарует возможность иного познания мира, иного отношения к жизни. Но даже сама эта идея просто немыслима с точки зрения всей системы современных западных ценностей. Она угрожает самому её существованию, вот почему всякого апологета идеи воздержания и пресечения греха во имя процветания добродетели будут именовать «душителем свободы».
Информационная война, ведущаяся против нашего народа – это реальность, влекущая самые серьезные изменения и последствия в глубинах народной жизни. При отсутствии критического восприятия постоянное и многообразное навязывание греха как нормы, постепенно создаёт человека, «свободного» от власти Бога, истины, святости и чистоты…
В нашем общественном сознании появилось так много болезненного, нездорового, что меры надо принимать незамедлительные. Но меры эти должны быть не только внешними. Необходимость убрать оружие из палаты психиатрической лечебницы – это ещё не лечение, а только соблюдение правил элементарной безопасности. Наша же задача – создать атмосферу, способствующую душевному и психическому здоровью нации, а для этого неизбежно должны быть введены жесткие ограничительные меры для всего нездорового и злого. И начать эту работу – сначала экспертную, а затем и законодательную, и исполнительную – нужно уже сейчас в масштабе всего государства. Да она, собственно и идёт уже, но со скрипом и труднее, медленнее, чем хотелось бы.
Что же нам делать, если ящик Пандоры уже открыт, если мы уже напились отравы, и она бродит в нашей крови, мутит разум? Ответ очевиден. Пройдя тяжелейший искус, переболев, перемучавшись смертельной горячкой под названием «свобода», мы должны обрести в себе силы, опомниться от тяжкого помешательства, отвергнуть соблазн. Думается, что в отвержении, сознательном и твёрдом, того, чем упивается большая часть так называемого «прогрессивного человечества» и может состоять начало нашего выздоровления. И единственная надежда на возвращение к полноценной жизни для нас заключается в том, что мы сохраним живую и непосредственную связь с Богом, сохраним представление об идеалах святости. Сохраним понятие о том, что такое действительная свобода.
Та жизнь, к которой мы призваны как народ, настолько отлична от всего, что предлагает постхристианский мир, что начало этой жизни представляет собой в духовном смысле настоящую революцию. Может быть, единственную революцию со знаком «плюс». И основание её заключено в простой идее: истинная свобода состоит в единстве человека с Богом. И все мы, живущие в России, призваны к тому, чтобы эту идею раскрывать в многообразных и сложных обстоятельствах реальной действительности. В этом и состоит наша самобытность, наше призвание и предназначение. И именно это и вызывает у апологетов «свободного мира», понимающих, насколько жизнь, основанная на единении с Богом, отлична от всего, что они могут предложить, крайнюю степень тревоги.
Часто спрашивают у священника: а для чего вы это всё говорите? Хороший и важный вопрос. Так вот именно для того и говорим, что какие-то очевидные и важные вещи в наше время уже не кажутся многим ни важными, ни очевидными. И если мы не будем говорить об этих простых вещах, если мы не будем их широко обсуждать, то очень скоро безумие и бред, тьма и хаос станут естественным фоном нашей повседневной жизни. Да и сейчас это уже во многом так. Вот для того, чтобы в нашей жизни стало больше света, правды, чистоты и святости, будем открыто и прямо говорить о добре, обличая и отвергая зло. Будем больше говорить о Боге и будем вместе строить жизнь в согласии с Его волей. Другого пути у нас нет.
Священник Димитрий Шишкин
26 февраля 2014 года
pravoslavie.ru›jurnal/68755.htm