Эта история паломницы Ольги. Ольга давно ездит в Оптину, окормляется у духовного отца – игумена А. Вот о чём она рассказала: 

«Перед приездом в Оптину были у меня заботы многотрудные. И вот во время этих забот-испытаний ещё раз убедилась я, что все случайности, происходящие в нашей жизни, неслучайны. 

Началась эта история холодным апрельским вечером нынешнего года, когда я спешила домой после работы. Устала, замёрзла. Погода холодная, сырая, слякоть. Сейчас, думаю, под горячий душ, а потом чайку ароматного, книгу, тёплый плед – и в любимое мягкое кресло. 

И вдруг вижу – у соседнего дома мужчина на костылях стоит. Ноги, видимо, обморожены. Вид у него совсем больной. Одет как бомж. Запах от него за версту дурной. Покачивается. Еле стоит на самом ветру. 

Ну, думаю, стоишь и стой себе. Мало мне своих забот! Пошла к подъезду, оглядываюсь – стоит, покачивается, того и гляди упадёт. Стыдно мне стало. 

Понимаешь... Когда в храме проповедь слушаешь о том, кто мой ближний, – помнишь такую из Евангелия? Как мимо избитого и израненного разбойниками человека люди проходили и никто не останавливался. Все шли дальше по своим делам, как будто это их не касалось. И только один самарянин сжалился, перевязал ему раны и позаботился о нём. Вспомнила? 

Так вот, когда читаешь Евангелие или проповедь слушаешь, возмущаешься: ну какие бесчувственные люди, как они могли мимо пройти, не помочь в беде человеку? 

Вот, думаешь, я бы ни за что мимо не прошёл! А потом проходишь и даже не замечаешь этого! Потому что израненный человек из Евангелия никак не связывается у тебя с бомжем, от которого дурно пахнет. Понимаешь? 

– Понимаю, Олечка! Ну, а дальше что? 

– Ну, что дальше? Вздохнула я тяжело, мысленно простилась с пледом и чаем. Ну, думаю, Ольга, похоже, горячий душ отодвигается на неопределённое время. Повернула назад. Подхожу и спрашиваю: 

– Что с вами? Может, вам помощь нужна? 

А он посмотрел на меня и вдруг всхлипнул, как ребёнок: 

– Вы первая, кто остановился. Все мимо проходят. А я больше не могу стоять. Думаю, ну и ладно, упаду, значит, лежать буду. Замёрзну, значит, отмучаюсь. Не могу больше так жить, жизнь моя хуже собачьей. 

Поняла я, что это надолго. Но делать нечего. Назвался груздем – полезай в кузов. Первым делом усадила я его на скамейку и спросила, где он живёт. 

А он уже так замёрз, что губы не шевелятся. Показывает пальцем вверх. Ну, пошли мы с ним кое-как по подъезду, вверх по лестнице. Опирается он на меня полностью почти, а я только нос отворачиваю. 

Думаю, вот «везёт-то» тебе, Оля, точно, пятый этаж! Оказалось, не этаж, а чердак! Так, думаю, в нашей жизни всегда есть место приключениям! Их даже искать не надо. Они находят нас сами. Привет самарянину! 

Теперь меня надо будет подвергнуть полной санобработке. Иначе с работы завтра выгонят. 

Поднялись кое-как. На чердаке у него куча тряпок – постель не постель, гнездо не гнездо. В общем, ужас тихий! И говорит он: 

– Я третий день не ел ничего. 

Сбегала я в магазин, принесла еды, домой забежала, чаю горячего в термос налила. Поднялась на чердак, покормила его, чаем напоила. Смотрю: порозовел немного. А то бледный был, краше в гроб кладут! И рассказал он мне, как на чердаке очутился. 

Боря когда-то бросил жену с маленьким сыночком. Ушёл от них к другой женщине, с которой и прожил 20 лет. Про бывшую жену и сына и не вспоминал никогда. Ничем не помогал. С новой сожительницей отношения не оформлял, прописка у него была старая – у жены с сыном.

И вот пришло время, когда прошлое властно вторглось в жизнь Бори. Видимо, настал черёд платить по счетам. Сожительница умерла, а Борю из квартиры выгнали родственники этой женщины, заявившие о своих правах на наследство. Куда деваться Боре? Жить-то где-то надо. 

Отправился он по месту прописки. А там взрослый сын ему отвечает: «Я маленький тебе был не нужен. А теперь мне ты не нужен. Иди себе туда, где ты двадцать лет был». 

И Боря вернулся в дом, где прожил двадцать лет, устроил себе постель на чердаке. И стал там жить. Скоро он потерял нормальный облик, от него стало дурно пахнуть. Соседи начали выгонять Борю с чердака. Потом он отморозил себе ноги. Увезли его в больницу. А потом он снова на чердак вернулся. 

Начал сильно болеть. Несколько раз вызывали соседи ему «скорую», но потом и «скорая» перестала приезжать, потому что у Бори не было прописки. Вот и сегодня вызвали «скорую», но она даже не приехала. 

Я позвонила своему духовному отцу, и батюшка благословил меня привезти Борю в приют, который он построил рядом с Оптиной. Но сначала нужно было подлечить Боре ноги в больнице. 

Ну, думаю, вот уж проблемы так проблемы! В такси Борю не посадят, может, и в больнице без прописки откажут. 

А получилось всё так, как будто ангел нас охранял, все двери перед нами открывал и все препятствия устранял. 

Вывела я Борю на улицу, подняла руку, голосую. И первая попавшаяся машина останавливается. И водитель соглашается отвезти нас в больницу. 

Едем мы, я смотрю – а у него на панели иконочка дорожная. Обычно на таких иконочках – Спаситель, Божия Матерь и Николай Чудотворец. А у этого водителя – ещё Амвросий Оптинский. 

Я и спрашиваю: «Почему у вас иконочка Амвросия Оптинского?» Он даже немного обиделся. А почему бы и нет, говорит, я в Оптину часто езжу, Оптинских старцев почитаю. Окормляюсь там у игумена А. Очень духовный батюшка! А я обрадовалась и говорю: «Да это же мой духовный отец! Вот по его благословению Борю в больницу везу». 

Смеётся водитель: «Ну, мы с тобой как в индийских фильмах: брат сестру нашёл! А и правда, мы с тобой – духовные брат и сестра!» 

Так что довёз он нас с Борей до больницы и денег не взял. Телефон оставил. Обещал помочь Борю в приют отвезти. 

В больнице говорят: «Только с согласия главного врача можно вашего Борю в больницу положить. А к главному врачу на приём записываться нужно заранее!» 

Только проговорили, смотрю – шепчут: «Вон, главврач пошёл!» Подбегаю к строгому высокому мужчине в белоснежном халате и быстро выпаливаю: «Нужно в приют Борю отправить, а перед этим в больнице подлечить!» 

А врач смотрит на меня внимательно и спрашивает: «Это какой такой приют?» 

– Приют, – отвечаю, – рядом с Оптиной. 

– Ну-ка, пойдёмте ко мне в кабинет. Вы не от отца А. будете? 

В общем, сплошные «неслучайные» случайности. Главврач, как ты, наверное, уже догадалась, бывал в Оптиной, и не раз. И приходилось ему дело иметь и с игуменом А., и с его приютом. 

Так что подлечили Борю и в приют отправили. 

Видишь, наш мир и вправду тесен. И как же все мы тесно связаны между собой особой духовной связью!» 

Так заканчивает Ольга свой рассказ. Я слушаю эту историю и думаю: «А я бы остановилась или прошла мимо?» И понимаю, что нет у меня уверенности в ответе. 

Ольга Рожнева

Мы все знаем, что такое бинокль. С одной стороны два больших стекла, с другой – два поменьше. Если смотришь в маленькие стекла, то все далекое видишь близким. Если смотришь в большие, все, что рядом, кажется отдаленным.
У врага нашего спасения тоже есть бинокль, который он приставляет к глазам людей и дурачит их. Отдаляет от нас все Божие, все необходимое для спасения представляет очень отдаленным и даже иногда совсем невидным, приставляя к глазам два адских стекла – бесстрашие и нерадение. Человек, смотрящий в них, перестает думать о смерти. Он ответит после нее за все свои дела, слова и мысли. И если ему случайно напомнит кто-нибудь об этом, допускает хульный помысл: "Я молод, успею подумать о покаянии, можно пожить, повеселиться, а покаяться всегда успею". И прирастут ужасные стекла к глазам, да так, что не отдерешь.
Бывает и наоборот: что неважно и незначительно, враг представляет близким и страшным, переворачивая диавольский бинокль другой стороной и представляя глазам страх вражий и окаменение. Смотрит человек в него и теряет способность молиться, думать о спасении, одолевают помыслы житейские, страх за жизнь, накопленное имущество. Думает: "Что я буду делать, если заболею или состарюсь? Кому буду нужен, кто меня накормит?" В таком состоянии, если кто и посоветует доброе, толку не бывает, на все есть возражение: "Хорошо говорить: "Сохраняй мир", а попробовал бы ты жить с теми, с кем я живу". Или: "Говоришь: "Молись, молитву Иисусову держи", а у меня – столько дел! Какая уж молитва?! Хорошо говорить тому, кто ничего не делает".
Уставы святых отцов, пути спасения кажутся неподходящими: "Тогда другое время было, а в наше все это не подходит". И будет рассуждать так бедный человек, пока не стряхнет адский бинокль, все Божие удаляющий и приближающий вражие.
Из сочинений священномученика Серафима (Звездинского), епископа Дмитровского

Однажды отец богатой семьи решил взять своего маленького сына в деревню, на ферму чтобы показать сыну насколько бедными могут быть люди. Они провели день и ночь на ферме у очень бедной семьи. Когда они вернулись домой, отец спросил своего сына:

-        Как тебе понравилось путешествие?

-        Это было замечательно, папа!

-        Ты увидел , насколько бедными могут быть люди? - спросил отец.

-        Да.

-        И чему ты научился из этого?

Сын ответил:

-        Я увидел, что у нас есть собака в доме, а у них четыре пса. У нас есть бассейн посреди сада, а у них - бухта, которой не видно края. Мы освещаем свой сад лампами, а им светят звёзды. У нас патио на заднем дворе, а у них - целый горизонт.

Отец лишился дара речи после этого ответа сына.

А сын добавил:

-        Спасибо, папа, что показал  мне насколько богаты эти люди.

Жил -был один монах. И большую часть он потратил на то, что-бы выяснить, чем отличается ад от рая. На эту тему он размышлял днями и ночами. 
И вот однажды ему приснился сон. Попал он в ад. И видит там людей, которые сидят перед котлами с едой. И каждого в руке большая ложка с очень длинной ручкой. Но выглядят они голодными, худыми и изможденными. 
Черпнуть из котла еду они могут, а вот в рот никак не попадут. 
Вдруг к нему подбегает черт и кричит: Эй , монах, давай быстрее, а то опоздаешь на поезд, идущий в рай. 
Приехал монах в рай. И что же он видит? Та же картина, что и в аду. 
Котлы с едой, люди с ложками с длиннющими ручками. Но все веселые и сытые. 
Присмотрелся монах, - а здесь люди с помощью этих ложек кормят друг друга.

Жил в некоем монастыре нерадивый монах: он часто опаздывал к службе, огорчал этим братьев и вынуждал гневаться игумена. Иноки роптали и даже просили настоятеля изгнать его. И вот этот монах заболел, болезнь усиливалась, и он уже приближался к смерти. Огорчены были братья, что погибнет душа несчастного. Собрались они у одра его, чтобы облегчить предсмертные страдания своей молитвой, но что же видят они? Этот монах умирал смертью праведника. Лицо его выражало спокойствие и радость.

Когда он немного очнулся, братия спросили:

— Какое утешение получил ты от Бога? С кем ты беседовал, как с близкими родными своими?

И умирающий, собрав последние силы, отвечал:

— Братья, вы знаете, что я жил недостойно, и вот я увидел, как демоны окружили мой одр, в руках их была хартия — лист, сверху донизу исписанный моими грехами. Они приблизились ко мне, Ангел же хранитель мой стоял вдалеке и плакал. И вдруг я услышал голос с неба: «Не судите, да не судимы будете! Этот монах не осудил никого, и Я прощаю его!» — и тотчас хартия в руках демонов загорелась, и они с воплями исчезли. Подошел ко мне Ангел и приветствовал меня, и я говорил с ним.

Братья, — продолжал он, — после принятия монашества я не осудил ни одного человека! Братья, — сказал он еще, — вы осуждали меня и осуждали справедливо, а я, грешный, не судил никого.