Дары Св.СЕРАФИМА

 11 декабря 2011  admin

 3 апреля — память преподобного Серафима Вырицкого.

…В ту ночь келейница батюшки Серафима видела странный сон: бежит он в белом халате по заснеженному полю, а от него буквально рассыпаются немецкие полки. Обнаружив утром на кухне разложенные у печки белый мокрый халат и валенки, она застыла в недоумении, а батюшка Серафим, взглянув на нее веселыми глазками, к вящему ее изумлению спросил: «Ну как, видела?».   Появление мокрых вещей на кухне объяснилось довольно просто — старец молился всю ночь на дворе, прямо под открытым небом, а для маскировки, накинул на плечи белый больничный халат. Всего через несколько дней в Вырицу пришло известие о прорыве на Ленинградском фронте — блокада снята, началось наступление…

«Замолчи, глупый разум, слушай Бога!»

Расквартированные в Вырице немецкие офицеры батюшку Серафима побаивались. Самые смелые — отчаялись даже прийти к нему «на совет», надеясь получить благоприятный ответ о будущем Гитлеровской армии. Надежда эта, как им казалось, была «оправдана» тем, что старец был из числа пострадавших от Советов. Однако смелость его ответов была способна обескуражить даже видавших виды офицеров: было ясно, что он говорит не от себя, это была та самая смелость древних библейских пророков, чье благое слово невозможно было заполучить ни щедротами, ни угрозами, ни лестью. Немощный с виду, он ничуть не боялся вопрошавших, тушевались они   — перед Тем, Кто был за ним, Тем, у кого «нет лицеприятия»,Кто «не терпит лжи» и «поругаем не бывает». С опущенными головами выходили они от священника, предсказывавшего им поражение в России и то, что Ленинград им не взять никогда.

Сколько бы ни старался отец Серафим избегать мирской известности, духовные дарования, которыми он был щедро наделен от Бога, еще задолго до его кончины стали известны большому числу людей. В век материализма и науки, в век самых отчаянных и жестоких социальных экспериментов, он был явлением другого мира, «запрещенного», объявленного мифическим, причисленного к «пережиткам проклятого прошлого».

Советская наука не признавала ни дара откровения о будущем, ни факта исцеления неизлечимых больных, страдавших «странными недугами», не вмещающимися ни в какие представления об известных болезнях и   «необъяснимым образом» обострявшихся в моменты приближения подверженных им людей к православным святыням, — недугов, которые на языке духовном издавна назывались одержимостью. Слова «молитва», «старчество», «благодать» в Советском Союзе официально были отнесены к «анахронизмам» царского времени. Власть делала все возможное для того, чтобы пресечь в обществе любые разговоры о таких людях, как Серафим Вырицкий или Амфилохий Почаевский, — способных оказывать помощь в тех случаях, когда медицина была абсолютно бессильна. Их «запрещали», однако к ним тайно устремлялись дети «первых лиц в государстве». Они словно подтверждали силу известного высказывания Блеза Паскаля: «Замолчи, глупый разум, слушай Бога!»

Случалось и так: когда тюрьмы и ссылки, которым власть подвергала старцев, оказывались слишком ничтожным средством, она прибегала к убийству. Но и то, и другое для этих известных священников становилось лишь ступенями святости, поводом для свидетельства о Силе Святого Духа, о воскресении души, прошедшей через горнило страданий за веру, за Христа.

Молиться за немощных, страдающих, заблудших, живых и усопших, невзирая ни на что, вопреки всему, отмаливать Россию   — таков долг истинного монаха. Не искал и не мог искать для себя иного жребия тот, кто еще в юности проникся желанием всю свою жизнь без остатка посвятить служению Богу.

По ступеням

Однако первое, чему Господь научает настоящего подвижника, — послушание, исполнение Его Святой воли. Не сразу получил Василий Николаевич Муравьев, будущий старец Серафим, благословение на монашество.

Родом из крестьян, он был, казалось,  самими обстоятельствами жизни более многих сверстников подготовлен к прохождению монашеского пути, требующего особенно на первых степенях и физических сил, и выносливости, и многих практических навыков. Десять лет было Василию, когда умер его отец, и он остался «за старшего» с больной матерью. Беда научит молиться. Так вышло и у него: не к миру, а из мира, в храм, поближе к Богу стремился он с юности.   Но когда встал перед ним вопрос о выборе пути, одним из схимников Александро-Невской Лавры дано было ему благословение:   «пройти путь мирской, тернистый, со многими скорбями. Совершить же его перед Богом и совестью», создав благочестивую семью, и лишь спустя годы посвятить оставшиеся лета жизни, по соглашению с супругой, монашескому подвигу.

Избранницей Василия Николаевича стала Ольга Ивановна Найденова — простая, благочестивая, скромная, и тоже подумывавшая прежде о жизни монашеской. Однако и она как Волю Божию приняла ответ на свою молитву от старицы Иверского женского монастыря, схимонахини Пелагеи: жить в миру, выйти замуж и уже спустя годы принять постриг .

Пути Господни   — тайна для нас сокрытая. Одних Он призывает еще в молодости, других же для   будущего высокого «послушания» готовит среди людей, и научая, и испытывая терпением. Василию Николаевичу годы, проведенные в миру, были даны для приобретения житейской, всесторонней опытности, необходимой пастырю в тех обстоятельствах, которые ожидали Россию.

Трудолюбивый и богобоязненный, Василий Николаевич исполнил Божие повеление, а за усердие получил и успех в начатом деле   — торговле, став из бедняков крупнейшим в России поставщиком пушнины. Германия, Австрия, Дания, Франция, Великобритания и даже Нью-Йорк были в списке его «партнеров».

Имея незаурядные способности, Василий Николаевич, тем не менее, не стремился к богатству и мирским почестям. Торговая деятельность была для него не способом умножить капитал, а необходимым средством для оказания помощи Церкви и ближним. Ему только тридцать, а он раздает большую часть своего состояния, делает значительные вклады в монастыри, жертвует милионные суммы на благоустройство и восстановление храмов, на сиротские приюты и больницы для бедняков! Его любовь к России и народу была поистине безгранична.

По сохранившемуся преданию, за время своих заграничных поездок, Василий Муравьев успел побывать и на Афоне, и тогда-то, в 33 года, состоялось событие, определившее его дальнейшую судьбу. По возвращении, он пришел за духовным советом к о. Иоанну Кронштадтскому, а тот назвал его по имени и сказал, что Царица Небесная благословила его на служение России.

Принятое уже в зрелые годы монашество стало для него долгожданной наградой. И сколько подарков приготовил для него Господь!  Его духовником еще в миру был известный старец Троице-Сергиевой Лавры —   Преп. Варнава Гефсиманский, а постриг над ним совершает будущий исповедник и митрополит   —   Николай (Ярушевич).   Знал о. Серафим и множество священников, которым предстоял путь исповедничества в годы гонений на Церковь.

Еще в предреволюционные годы открылся у него дар прозорливости и благодатных исцелений, а через десять лет после октябрьского переворота, в   1927 г ., старец принимает схиму с именем Серафим   —   в честь Преп. Серафима Саровского   —    и приходит в Александро-Невскую Лавру, где братия избирает его духовником. Перед миром это сулило неизбежные скорби     —   наступление на Православную Церковь бурлило уже «во всю ширь».

Именно старец Серафим в те годы помогал лаврской братии не потерять присутствие духа, «был для всех всем», соединяя духовное окормление монахов с заботами о хлебе насущном для ближних, помогая и тем, кто нуждались в помощи и приходили в обитель, как на свет свечи из ледяного мрака, царившего вокруг.

Духовно он окреп настолько, что не только отверг предложение покинуть Россию и сохранить свою жизнь для Церкви, но и убедил своего собеседника —   будущего Патриарха Алексия (Симанского) отказаться от мысли об эмиграции, открыв уготованное ему поприще будущего служения. А между тем, Лавру ожидало то же, что и сотни других обителей. Одна из ночей стала для братии ночью «гефсиманской молитвы» —   все насельники монастыря были арестованы. А дальше были ссылки, этапы, лагеря…Многие приняли мученическую кончину.

Твердо веруя, что «сила не в силе, а сила в любви», по слову одного из своих друзей     —   митрополита Серафима (Чичагова), старец Серафим разделил участь гонимого с сотнями тысяч православных священников, претерпев аресты, нелепые допросы, ужасы заключения. И на всяком месте, он продолжал свой подвиг —   духовника, старца, отогревая людей, поддерживая, ободряя одним своим видом.

На кресте

В 1933 году, после возвращения из заключения, о. Серафим поселился в Вырице. Господь сохранил его во время испытаний, как светильник для тысяч священников и мирян, приезжавших к нему в место его последнего земного пристанища и неизменно получавших у него помощь и укрепление.

Власти «не оставляли его надолго без внимания», хотя нежданных «визитеров» он по болезни часто вынужден был принимать лежа. Но случалось и так, что эти «обыски-устрашения» заканчивались самым неожиданным образом. Подозвав однажды к себе одного из чекистов, старец, не переставая молиться, ласково назвал его по имени, и дрогнуло что-то внутри у того от неземной, голубиной доброты и кротости…Завязался разговор, стушевались, смягчились и остальные участники обыска.

Всю жизнь избегавший прижизненных «воздаяний», людям, приходившим к нему со слезами благодарности, старец замечал: «Что я? Преподобного Серафима благодарите — это по его молитвам нисходит к немощам нашим Небесный Врач…», «Это Всеблагая Царица Небесная из беды вас вызволила — по вере вашей да будет вам…»

Во времена испытаний от Бога поставляется избранник, имеющий дерзновение молиться за народ. В 1812 г . в далеком Сарове вымаливал победу русской армии преп. Серафим Саровский, а в 1940-х гг.   — одним из таких дерзновенных молитвенников был Преп. Серафим Вырицкий, оставивший нам образец христианского незлобия, всепрощения и крепости в вере…

 Нет греха непростительного, кроме греха нераскаянного.

Прп. Исаак Сирин

Вся жизнь человека сопряжена с грехом. Это страшно, но не безысходно. Действительно,  наша жизнь есть непрестанный грех перед Богом, но так ли на нас смотрит Господь, как об этом говорят авторы книг об исповеди, где всякая мысль, всякое пожелание представлены, как греховные?

У многих людей (да и у меня самого так было) после первой исповеди остается очень тяжелое чувство: «Как же теперь жить, куда идти? Вот я приду домой, а отношения там сплошь греховные… На работе – то же самое… Ведь так быстро жизнь нельзя изменить. Что же делать? Нельзя же после исповеди сразу пойти в монастырь… Начать молиться? А я и молитв никаких не знаю… Любить Бога? А я любить не умею…»

Это серьезная проблема и большое препятствие для приходящего на исповедь человека. Испугавшись греха, люди теряют вкус к жизни и воспринимают ее, как необходимость спрятаться от греха, от любой ситуации, где можно каким-то образом согрешить, а в конце концов – спрятаться от самой жизни.

Из таких людей собираются целые сообщества христиан, которые боятся жить. Не грешить, а именно жить. Чувствуя свою постоянную зависимость от греха, они боятся делать любое дело, потому что за него придется отвечать. Испуганный человек ни на что не  пособен, не способен он стать и членом Церкви, потому что не может выполнить никакого послушания. А вдруг не выполнит и согрешит? Лучше не делать. Одна женщина на мой вопрос: «Что же ты не помолишься за такого-то?» – ответила: «Как же я за него буду молиться? Начну молиться – пойдут искушения. Искушения пойдут, я их не выдержу, согрешу. Я не могу молиться за такого человека».

И многое другое люди не делают из страха согрешить. Есть даже известная поговорка «побольше поспишь, поменьше согрешишь». Эти люди представляют в Церкви достаточно большую массу аморфных, испуганных и забитых прихожан. В нашем поколении таких очень много, иногда они производят впечатление умопомраченных, потому что их боязнь жизни сопряжена с различными фобиями. Боящийся жизни начинает бояться людей, ему кажется, что все вокруг него злые, не так на него смотрят, чего-то от него хотят, а оставшись в вакууме, он становится агрессивным. Это несчастные люди, которые были напуганы неправильным отношением к исповеди и ко греху. Человек, который любит  Бога, не может жить с таким сознанием, потому что любовь изгоняет страх (1 Ин. 4, 18).

Если в бездействии нет возможности согрешить, то нет и возможности принести какие-то плоды для Бога.

И когда снова ошибешься и падешь, снова кайся. Не отчаивайся, найди в себе отвагу и надежду. Говори: «Прости меня, Христе мой, снова каюсь!» Не говори: «Мне уготован гнев Божий». Не грех ли? Человецы есмы.

Старец Иосиф Афонский

В притче о талантах (см. Мф. 25, 14–30) господин раздает  своим рабам таланты, кому – пять, кому – два, кому – один, каждому по силе его, и просит употребить их в дело. Говоря проще, нашим языком, это некая финансовая сделка, может быть, банковская операция, в которой человек должен вложить деньги и получить на них банковский процент. Операция эта достаточно рискованная: вложишь не туда – и тебя обманут. Можно все деньги потерять, но ведь можно и что-то приобрести, если поступить правильно.

Раздавая деньги своим рабам, господин понимает, что рискует. Определенная доля риска заложена во всякой финансовой операции. Вложенные средства могут принести прибыль, но могут быть и убытки. В притче не говорится прямо, но можно понять, что господин дает своим рабам право ошибиться, потерять эти деньги. Но он не дает им одного единственного права – эти деньги зарыть.

Господин! Я знал тебя, что ты человек жестокий, жнешь, где не сеял, и собираешь, где не рассыпaл (Мф. 25, 24), – говорит господину раб. Вот сознание людей, которые боятся жить и поступать по-христиански. «Как же я возьмусь это дело делать, если за него придется отвечать на Страшном Суде! Как же я буду помогать близким или молиться за них… Как же я возьму на себя труд ухаживать за старушкой, а если я не смогу? Если не потяну? Как же потом отвечать перед Господом? Да я лучше вообще ничего делать не буду!»

Но разве Господь человек жестокий? Отвечая на это, Господь говорит: «Вот только за то, что ты испугался жить, не захотел даже попробовать что-то сделать, испугался, вот за это Я тебя буду судить, раб ленивый и лукавый, а не за то, что ты потерял бы эти деньги, что ты мог бы их не сохранить».

С нами чаще всего так и бывает: Господь нам дает таланты, а мы их не сохраняем. Таинство исповеди как раз имеет своей целью примирение с Господом человека, который не сохранил свои таланты, не зарыл, а именно не сохранил. Ему дана была возможность их употребить, но он не смог этого сделать по своей глупости, по своей неловкости, по своему неумению, по своему легкомыслию, по какой угодно причине, просто по своей греховности. Он их растерял, но он их не зарыл. И поэтому он имеет возможность примириться с Богом через исповедь.

Но для человека, который зарыл свои таланты, исповедь как Таинство может не состояться, потому что он перед Богом как бы ни в чем не виноват. Внутренний протест против Бога, как против человека жестокого, которого боишься, которого трепещешь только потому, что тебе придется отвечать за свои ошибки, не дает человеку возможности исповедовать свои грехи, даже если он часто приходит на исповедь.

Но вспомним, что говорит Господь Каину перед тем, как тот готовится убить Авеля. Он говорит: У дверей грех лежит; он влечет тебя к себе, но ты господствуй над ним (Быт. 4, 7).

 Одно из тяжелых состояний, которое человек выносит из своей исповеди и духовной жизни – боязнь быть виноватым. Самая главная свобода христианина в том, чтобы не бояться быть виноватым перед Богом. Будьте как дети, говорит Господь (см. Мф. 18, 3). Дети не думают, что они боятся быть виноватыми перед родителями, хотя часто бывают виноваты перед ними. Но они знают, что вина их, какая бы она ни была, все равно будет прощена: дети есть дети, родители есть родители. И поэтому дети не боятся жить. Конечно, можно запугать ребенка до такой степени, что он будет бояться своих родителей, но любить их он не будет.

Можно бояться Бога, как забитые дети боятся своих жестоких родителей, но это совершенно не спасительно и убийственно для человека. Жить надо безбоязненно, потому что Господь дает нам некую фору. Он прекрасно знает, что мы не можем не грешить, что по своей падшести мы обязательно согрешим в том или в другом. Но Он нас любит не за то, что мы праведные, а за то, что мы есть.

 Увы мне! В каком я стыде! Сокровенное мое не таково, как видимое! Подлинно, у меня только  образ благочестия, а не сила его. С каким лицом прииду к Господу Богу, Который знает сокровенности сердца моего?

Прп. Ефрем Сирин

Пришли два человека в храм помолиться. И один говорил: «Господи, благодарю, что я не такой, как прочие», – а второй, не смея возвести глаза к небу: «Боже, милостив буди мне грешному» (см. Лк. 18, 10–13). И первый ушел осужденным, а второй – оправданным.

Так бывает очень часто. Мы приходим в храм, как мытари, а потом почему-то вдруг становимся, как фарисеи. Первый приход человека в храм – решительный, важный… Это приход мытаря, не смевшего возвести глаз к небу. И удивительно, Господь снисходит к такому человеку, возносит его, действительно возвышает до Себя только ради этих слов: «Боже, милостив буди мне грешному!» – ради сокрушения сердечного, ради глубокой решимости, невозможности быть таким мытарем, нести на себе груз лжи, неправды и развращенности. Невозможно жить с грехом. Грех – это мука. Грех – это ад. И вот когда человек в таком состоянии приходит к Богу, Господь видит его, милует его, смиренного, и возносит до Себя.

И человек сразу чувствует, что изменился, что жизнь его стала сродни свободе, и он не может не говорить Господу: «Господи, благодарю Тебя!» Оглядывается назад, а рядом стоит такой же мытарь, каким был он сам, и вот он уже восклицает: «Благодарю Тебя, что я не такой».

Такое бывает. Пришел человек в храм, стоит, молится, красивый, благообразный, с благородными чертами лица, по виду христианин, оборачивается, а рядом стоит панк с оранжевыми волосами, и человек радуется: «Господи, благодарю Тебя, что я не такой!» Мы выходим в мир, видим, какой он страшный, и благодарим Господа, что мы не такие, как эти, и эти, и эти...

И с этого момента приходится признать, что мы перестали двигаться к Богу, потеряли желание Его искать. Именно в этот момент человек становится фарисеем, когда начинает думать, что он все в своей жизни уже нашел и может в этом состоянии спокойно пребывать, любуясь собой, измеряя свою жизнь своими добрым поступками, своим личным благочестием. Заметьте, именно благочестием, именно праведной жизнью, именно добрыми делами, именно милосердием, постом и молитвой, именно тем, чем определяется наша христианская жизнь. Ведь, действительно, хороший человек пришел в храм, милосердный постник, подвижник. Пришел, а остался без Бога.

Этот образ и нас заставляет задуматься о том, ради чего мы пришли к Богу? О том, почему мы христианами называемся? Где наше место рядом с Ним? Почему наша жизнь не меняется, почему мы остановились и никуда не идем? Но то-то и страшно, что то, что дается человеку как путь, становится для него камнем преткновения.

Когда этот путь уже никуда не ведет, когда этот путь является  остановкой и определяется не Богом, а самим собой, оказывается, что человек дошел просто до самого себя. Он собой доволен, он собой удовлетворен, ему больше ничего не надо и некуда больше идти. Страшное фарисейство настигает нас совершенно незаметно для нас самих, когда мы полны желания жить благочестиво, жить в Боге, потому что нам кажется, что все, что мы делали, мы делали для Бога.

А Богу этого не надо. Ему не нужны наши дела. Ему не нужны хорошие поступки, делающие нас фарисеями. Жизнь христианская – это беспрестанный и бесконечный путь к Богу, когда человек ищет Бога, когда ему без Бога плохо, когда он постоянно ощущает свое сиротство, свое несовершенство, действительно находится в состоянии покаяния и постоянного изменения самого себя. И только это состояние глубочайшего сокрушения перед Господом действительно делает нас способными к Нему приобщиться. Только в этом состоянии Господь доводит человека до Себя.

Поэтому мы не боимся быть грешниками. Мы знаем, что мы грешники, нам от этого горько, но нам и радостно, потому что Господь ради грешников в мир пришел, чтобы их спасти. Праведникам не нужен Христос, им и без Него хорошо. А грешникам без Христа деваться некуда.

До самого последнего дня мы будем говорить, что мы грешны, потому что, пока мы это говорим, Господь нас будет миловать, будет нам прощать и будет нас любить. Как только мы скажем: «Наконец-то, мы праведники! Благодарим Тебя, Господи, что мы не такие, как прочие человеки!» – как только мы это скажем – все, мы тем самым отвернемся от Бога.

 Стоит прощать людей, не просящих прощения?

Протодиакон Андрей Кураев: Для христианина вопрос о прощении - это вопрос личной гигиены. Представьте, что мне плюнули в лицо, а я скажу: не буду мыть свое лицо, пока обидчик у меня не попросит прощения... Лелеять негативные ответные чувства вредно прежде всего мне самому. Когда Христос молился о палачах, распинавших его ("Отче, прости им, ибо они не ведают, что творят!"), те были еще далеки от того, чтобы попросить у Него прощения.

Так неужели за две тысячи лет мы, человеки, нисколько не продвинулись в этом? 

 Молитва за врагов

 ..... Однажды учитель сказал своим ученикам принести в школу чистый полиэтиленовый пакет и мешок картошки. Когда это было сделано, каждый ученик взял из мешка несколько картофелин - по одному клубню за каждого человека, на которого он держал обиду за что-то.

      После этого ученики написали на каждом клубне имена людей, которых они отказывались прощать, и дату, и положили картофелины в пластиковый пакет. Некоторые из этих пакетов оказались достаточно тяжёлыми.

      Затем ученикам было сказано носить эти мешки с собой везде, куда бы они ни шли, в течение нескольких недель, ставя этот мешок рядом с кроватью ночью, а также рядом на сиденье в машине, и рядом с рабочим столом во время занятий.

       Проблемы и трудности, связанные с ношением этого мешка, вскоре стали очевидны, как стало очевидным и то, какой груз ученики носили с собой на духовном уровне.

       Разумеется, со временем картошка начала портиться и превращаться в отвратительно пахнущую слизь. В свою очередь это привело к тому, что с самими этими людьми было неприятно находиться рядом.

       Не понадобилось много времени, как ребята поняли, что избавиться от этой картошки было намного важнее, чем таскать её за собой повсюду.

       Это превосходная метафора показывает нам, какую цену мы платим за то, чтобы сохранять нашу боль и тяжёлые негативные переживания! 

 Не сокрушит того никакое бедствие, кому не вредит никакое счастье. Блж.Августин