О первом акафисте

Поднимались по-спартански, в 7:00. Для тех предательски-сладких минут утреннего сна, когда спальник особенно тепл, сны – особенно интересны, а дух – особенно нетверд, светлыми головами был придуман особый «побудный» клич. После того, как в 7:00 из громкоговорителя (больше известного у нас как «Орало») по всему лагерю прокатывалось: «Православные – на акафист, остальные могут спать дальше», – пробуждаемость была повсеместная и стопроцентная… Полчаса на сборы и – в храм, на акафист.

Вспоминаю наши первые дни в деревне, первый акафист в храме. Сначала, конечно, наш «табор» непонятно-зачем-приехавших москвичей наделал в деревне много шума. Приехали ночью, как саранча, усеяли все поле палатками, а утром вооружились рабочим инструментом (непонятно еще с какими целями!), открыли храм и что-то там химичат. Именно такими, как потом выяснилось, мы предстали в глазах деревенских в первые дни. Тех самых деревенских, которые спустя две недели надавали нам в дорогу солений и варений, звали обязательно вернуться и долго махали вслед уходящему автобусу.

Первыми к нам потянулись дети. Они пришли в лагерь в первый же день, робко-любопытные, смешливые, и, кажется, уже не уходили: не было и дня, чтобы велосипеды не были свалены в кучу, острые коленки не торчали из-за стола и кто-нибудь с визгом и писком вдруг не заключал тебя в объятья. Именно дети стали ниточкой, связавшей нас со взрослыми. Это они принесли в свои дома весть: завтра утром в церкви будет акафист! Ты только представь, мой друг: в храме, почти полвека закрытом, в стенах, едва ли не сотню лет не слышавших молитвы! Надо ли говорить, как волновались, как готовились, сомневались – не придут! – и надеялись… И как отлегло от сердца, когда следующим утром в двери храма сначала робко просунулись три ребячьих чуба, а затем – бочком, подталкивая друг друга, пугливо озираясь – вошли взрослые.

Так и повелось: каждое утро – акафист в храме, крестный ход, обращение к местным жителям послушника Ярослава. А однажды – даже отслуженная мирским чином служба. Сила Слова, укрепляющая силу Дела. Миссия совсем иного рода.

Ты любишь, мой друг, журить меня за мой идеализм, но я хочу верить: мы здесь не только за тем, чтобы восстановить деревянный храм. Ведь нельзя запретить себе задуматься: для чего мы его реставрируем? кому мы его оставляем? Есть мнение, что если не менять мировоззрение, то доски менять бесполезно.

Восстановление храмов Севера – это еще и попытка с храмом деревянным восстановить одновременно храм в душе каждого пришедшего на молитву. Ведь душам людей тоже нужен свой «реставратор». Там тоже хватает житейского мусора, неподобающих слов на стенах, грязи. Там тоже нужна где-то – уборка, где-то – уже профессиональная реставрация. Мы, люди, находим «профессионального реставратора» в лице священника – он восстанавливает наши храмы исповедью и молитвой.

Ты возразишь, мой друг: вы уедете, а все останется по-прежнему! Человека так быстро не изменишь. Результат вашей миссионерской работы не виден.

Можно ли что-то кардинально изменить в душах людей за две недели? Наверное, нет. Но можно напомнить, что рядом с ними живет Красота. Показать, как по-другому относиться к наследию их предков. Попытаться прогнать уныние и безразличие. Все это, по-моему, нам сделать удалось. Когда же отступят уныние и безразличие, дальнейшие изменения не заставят себя ждать.

После уборки это будет уже другой, преобразившийся храм. Да, то, как преображается душа, не видно. Но люди после наших общих молитв станут – другими. Пусть немного. Пусть даже незаметно для человеческих глаз. Но что могут увидеть человеческие глаза?

Жанна Бобкова