br />Елена Живова
Меня все называют ангелочком, и порой я даже забываю свое настоящее имя. Вчера мне исполнилось пять лет.
Мама и бабушка пригласили гостей: соседку тетю Оксану с дочкой Таней и мамину сестру тетю Свету, с близнецами Пашей и Лешей.
Мама поставила на мой маленький столик конфеты, мороженое, яблочный пирог. Я задула пять свечек, и бабушка, тетя Света, тетя Оксана ушли в гостиную, где был накрыт большой стол - смотреть передачу про здоровье, а мама сказала:
- Ну, играйте! – и тоже вышла из комнаты.
Я не знала, с кем мне играть. Играть с Таней я не любила: она все время била моих кукол, а Паша и Леша были уже большие. Они перешли в третий класс, и всем своим видом показывали, что им с нами скучно. Паша (или Леша, я всегда их путаю) достал геймбой и, взяв конфету, уселся на ковер. Леша (или Паша) сел рядом с братом, и тоже достал свой геймбой.
Таня взяла моих кукол, Лялю и Машу, и стала их бить головами, крича:
- Ведьма! Нет, это ты ведьма!
Мне стало грустно, и я пошла к маме.
Взрослые сидели за столом какие-то очень веселые, с покрасневшими лицами, и пили что-то из красивых маленьких стаканов.
- Мам, я хочу пить!
- Надо же, какой ангелочек! В белом платьице, как куколка! – сказала тетя Света.
- Скоро будешь совсем большая и пойдешь в школу, вместе с Танечкой! – тетя Оксана, погладив меня по голове, улыбнулась моей маме.
- Мама, дай мне пожалуйста пить, - я протянула руку.
Но мама строго сказала:
- Иди в комнату, я сейчас принесу сок.
И я пошла в комнату.
- Какая она у тебя послушная – просто ангелочек, не то, что моя Танюшка! – услышала я голос тети Оксаны.
- Не жалеешь, что весной аборт сделала? Дочка-то у вас с Димкой такая спокойная, послушная получилась – родила бы еще, - сказала тетя Света.
- Нет уж, хватит. Снова кормления, подгузники. Опять растолстею: ни за что!
Странное слово «аборт». Наверное, означает «работа». Получается, мама работала, а потом устала… надо будет потом у папы спросить, что это за слово такое.
Войдя в комнату, я увидела, что мой кукольный домик перевернут, на полу валяется опрокинутая Лялина кроватка, а Таня, прыгая по моей кровати, кричит:
- Винкс, победа! Винкс, победа!
Мама вошла в комнату с подносом, на котором стояли пластиковые стаканчики и пакет сока, и начала меня ругать:
- Что это такое? Немедленно убери игрушки!
- Мам, это Таня разбросала, - сказала я.
- А ты убери. Таня в гости пришла, а ты – хозяйка! – ответила мама, вышла из комнаты, и плотно закрыла дверь.
Подошла Таня, больно меня ущипнула, и сказала:
- Давай, убирайся!
Я хотела заплакать, но передумала. Потому что мама все равно не услышит: из гостиной раздавались громкие звуки, работал телевизор. А если телевизор был включен, то никому до меня дела не было…
Я начала собирать свой домик, а Таня подошла сзади и дернула меня за бантик:
- Ябеда! Я с тобой не буду дружить!
Колесо у кукольной коляски отвалилось, волосы куклы Маши были взлохмачены и похожи на мочалку, а из лап Зайки Таня выдернула крепко пришитую игрушечную морковку. Я подумала, что было бы очень хорошо, если бы Таня никогда со мной не дружила.
И было бы хорошо, если в День Рождения приглашали только тех, с кем дружила я. Ведь День Рождения мой, и, значит, я могу приглашать того, кого захочу. Или нет? Наверное, только взрослые могут приглашать, кого захотят…
Мама запретила приглашать Сережу. Сережа – мой друг, ему скоро будет семь лет. Живет он в соседнем подъезде. У него есть старшие братья и сестры, вечно занятые своими делами, и Сережа, как и я, всегда гуляет один.
Мы познакомились у церкви, расположенной рядом с нашим многоэтажным домом, еще зимой. Мама разрешала мне гулять у церкви – там есть песочница, и всегда лежат игрушки, которые можно брать. А на нашей, у подъезда, детской площадке малыши и их мамы не дают мне ни самосвалы, ни кукольные коляски даже посмотреть – говорят, что очень дорогие, а я могу их сломать… но я ничего не собиралась ломать, честное слово! Просто хотела посмотреть…
У меня дома тоже есть красивые игрушки. Но мама и бабушка запрещают мне выносить их на улицу. Говорят, что другие дети отберут.
- Не отберут. Я сама им дам поиграть, - отвечала я.
- Видишь, какая она растяпа! – говорила тогда мама бабушке.
- Иди, иди погуляй! А играть будешь дома, - отвечала бабушка, и они с мамой садились перед телевизором смотреть какое-то ток-шоу. Я никак не понимала, откуда там ток. Ведь ток идет по проводам? Про ток мне папа рассказывал. Нет ничего в этой передаче про ток…
Телевизор я не люблю. Потому что из-за этого телевизора я совсем одна, хотя бабушка и мама дома, они не работают. Они всегда «в телевизоре».
«В телевизоре» - это когда человек приклеил свой взгляд к экрану, и все – он уже не здесь. Он там, в телевизоре, а тут лишь его голова, руки, ноги…
Я часто пробовала «вернуть» маму из телевизора:
- Мам, я кушать хочу!
- Возьми печеньице в вазочке, - отвечала мама.
- Мама, мне холодно!
- Принеси розовую кофточку, я тебе ее одену, - говорила мама, не глядя на меня.
- Мам, ну давай поиграем! – тянула я ее за свитер, но мама, шлепая меня, кричала:
- Пошла вон! Замучила, из-за тебя пропустила самое интересное!
Вмешивалась бабушка:
- Иди порисуй, деточка!
И я шла рисовать. И всегда рисовала одно и то же – телевизор, а в нем маму и бабушку. А потом черным фломастером зачеркивала телевизор.
На другом листке я рисовала черную машину, а в ней – папу. Папу я почти не видела, потому что он все время работал. Я была на него похожа, у него тоже светлые вьющиеся волосы и голубые глаза.
Он учил меня летать – подкидывал высоко-высоко, но взлететь самостоятельно у меня получалось только во сне. И я знаю, из-за чего. Из-за телевизора. Он всех заколдовывает, и все становятся каменными. Поэтому я стараюсь не подходить к нему близко, чтобы свет от него не задел меня. И еще я понимала, что на него нельзя смотреть – а то можно превратиться в камень. Стать такой, как мама, бабушка, как все-все. Кроме Сережи.
Я решила пойти гулять – наверное, Сережа меня уже ждет. Мы с ним гуляли у церкви. С утра иногда шла служба, и мы даже заходили в храм. Нас никто не выгонял. Там было очень интересно: человек в длинном платье (Сережа сказал, что его звали Батюшка) говорил строгим голосом, люди, которых не было видно, пели чудесные песни. А одна старушка, продававшая свечи, угощала нас маленьким круглым хлебушком.
Потом мы обычно шли на кладбище – смотреть, кто умер, и плакать.
Сережа уже умел читать:
- Ангелочек, смотри: Ле-ви-на Ан-на Вик-то-ров-на, 67-99.
- Что означают эти цифры? – спросила я.
- Надо из второй вычесть первую – сказал Сережа и надолго задумался.
- И что получится?
- Получится, сколько лет она прожила. 32 года. Наверное, была чья-то мама, сказал Сережа и заплакал.
Я тоже заплакала.
Потом мы пошли дальше, к могиле маленького мальчика, который прожил всего два года. У этой могилы я всегда начинала горько плакать, глядя на веселого малыша, улыбавшегося мне с фотографии, но Сережа строгим голосом говорил:
- Не плачь. Он стал ангелом и улетел. Ему хорошо.
- И его туда не закопали? А ты не врешь? – спрашивала я.
- Нет, мне дед рассказывал, - отвечал Сережа и тоже начинал плакать – он очень любил своего дедушку.
Сережин дедушка умер прошлой осенью, но на этом кладбище его не было. Он был похоронен на другом кладбище, где-то далеко за городом.
А потом, к обеду, когда люди расходились, мы слушали необыкновенное пение.
- Это ангелы поют, - говорил мне Сережа.
- А почему меня называют ангелочком? – спросила я.
- Потому что ты очень на них похожа, на маленьких ангелочков, и все, наверное, это понимают,- ответил Сережа и засмеялся.
На моей руке были красивые розовые часики, подаренные папой. Каждый день, в два часа, они пищали – это значит, мне надо было идти домой. Обедать.
Обедать я не любила. Потому что на кухне тоже был телевизор, который не выключался, по-моему, никогда.
Я всегда думала, что телевизор может меня съесть, как съел уже маму и бабушку, и старалась не заходить на кухню – просила, чтобы бабушка относила обед в мою комнату.
- Давай отнесем, а то она ныть будет, уговаривала мама бабушку, и бабушка ворчала:
- Опять прольет суп, или накрошит!
Но, поставив обед на поднос, все же относила его в комнату.
- Включить тебе мультики? – спрашивала она.
- Нет! Не надо! – отвечала я, и бабушка, пожав плечами, уходила.
Мультики они мне включали злые. Про кота и мышь, которые всегда били друг друга и бегали под бешеную музыку. А потом я долго не могла заснуть – мне казалось, что сейчас подбежит Том, и ударит меня сковородкой, и моя голова будет такой же плоской. Наверное, с такой головой неудобно.
Как-то раз я в нашем телевизоре случайно увидела мультик, про другого кота. Его звали Леопольд, кажется. Он был хороший кот. Я стала смотреть, но пришла бабуля и переключила – начинался, как она сказала, сериал, а на кухне мама смотрела передачу про то, как украшать квартиру. Поэтому я так и не узнала, что случилось с добрым котом Леопольдом…
Я поела немного хлеба, и взяла тарелку с супом. Курица. Бедная курица. Я вспомнила, как недавно мама запихивала мне ложку в рот, и раздраженно говорила:
- Ешь, ешь. Это курочка плохая, она маму не слушалась!
И я, конечно, плакала – мне было очень жаль курочку, которая не слушалась маму и которую за это сварили…
Я выглянула в коридор. Мама и бабушка на кухне – смотрят телевизор и готовят. Неслышно ступая, я подошла к туалету, открыла дверь, и быстро вылила суп в унитаз.
Потом побежала обратно, в свою комнату, и поставила пустую тарелку на поднос.
Оставался компот и пирожок, который я затолкала в карман сарафана – угощу Сережу.
- Мама, я пойду гулять, хорошо? – спросила я, заглянув в кухню.
- Суп съела? Если съела – иди, - мама выглянула из кухни и посмотрела на меня.
Я промолчала.
- А что у тебя в кармане? Зачем пирожок засунула? Сарафан испачкаешь, дурочка! – рассердилась мама.
- Я его с собой взяла, - сказала я.
Угостить Сережу она бы мне не разрешила. Она всегда говорила, что мы никому ничего не должны.
- Ладно, иди. Вон, сзади вся грязная. Говорила: не катайся на горке! Нет, не слушаешься меня совсем.
- Мама, я не каталась, я в песочнице куличи лепила. Можно мне ведерко мне взять?
- Нет. Вдруг потеряешь? Или кто-то утащит. В выходные в Серебряный Бор поедем, тогда ведерко возьмешь. Все, иди, иди. Кажется, реклама кончилась, - и мама скрылась в кухне.
Я вышла, захлопнулась дверь. И тут я вспомнила, что забыла одеть курточку. Звонить, чтоб открыли – нельзя. Будут ругаться, что хожу туда-сюда, и вообще не выпустят – придется сидеть в комнате.
На улице никого не было, накрапывал дождь, небо было темное, почти такое же темное, как неработающий экран телевизора. Я решила подождать Сережу в нашем обычном месте, под горкой.
Когда я добежала до горки, то немного промокла. Под горкой было сухо и интересно: я увидела несколько стеклышек и муравья. Не знаю, сколько я сидела, но Сережа так и не пришел. Наверное, его мама не пустила из-за дождя. А может, он не дождался меня и уже ушел гулять к церкви один?
Дождь барабанил по горке, и мне было весело, хотя я промокла и немного замерзла.
Хуже всего, что промокли белые туфельки с розовыми цветочками – мама, наверное, будет ругать. Похоже, цветочки отклеиваются. Точно. Один уже отвалился. Я взяла маленькую палку и воткнула ее в дырочку, в середине цветка: получился настоящий цветочек! Розовый! И я его могу посадить! А вдруг он будет расти?
Я выкопала ямку, выбрав самое сухое и теплое местечко, чтобы цветочек не промок, посадила его и пошла искать Сережу.
На дверях храма висел большой замок, в песочнице была огромная лужа. Сережи нигде не было. Наверное, он дома. Не вышел из-за дождя.
Вдруг, прямо под куполом храма, я увидела большого Ангела.
Он сидел и молча думал, глядя на меня. Но я все слышала – я знала, о чем он думал.
И я ответила ему:
- Да! Я тоже хочу быть ангелом!
Идти домой не хотелось, и я еще немного посидела у песочницы – сварила суп в маленьком поцарапанном голубом ведерке. Он выглядел очень вкусным: я сверху побросала маленькие листочки и лепестки цветка, который валялся на дороге – наверное, его сорвал какой-то малыш.
Я посмотрела на свои туфельки: второй цветок почти отвалился, и я нашла еще одну палочку и прикрепила сверху розовый цветочек. Оглядевшись, я увидела красивую клумбу, на которой росли цветы, и посадила мой цветок в самую середину клумбы.
Дождь почти закончился, и небо посветлело. Но мне отчего-то стало совсем холодно и захотелось спать.
Дома меня отругали за то, что промокла и испортила туфли, потом посадили в горячую ванну и ушли – наверное, снова начинался какой-то сериал.
Вода уже почти остыла, когда пришла мама, вытерла меня, и уложила в постель.
Спать расхотелось, и я стала звать маму. Пришли мама с бабушкой и принесли мне вкусный чай.
- Наверное, заболеет, - сказала бабушка и покачала головой.
- Мамочка, почитай мне книжку, - попросила я.
- Спи, завтра почитаю - сказала мама, поцеловала меня, и вышла из комнаты.
Та ночь была какой-то странной: мне было то жарко, то очень холодно, болела голова. Потом пришла мама, она вызвала врачей по телефону, но я их не дождалась, потому что мне вдруг очень захотелось спать.
Наверное, спала я долго, потому что когда проснулась, то поняла, что уже выздоровела! Как-то резко, сразу, стало очень светло, и я почувствовала, что умею летать! И точно – я легко поднялась к потолку и вылетела в окно.
Пролетая мимо нашей детской площадки, я увидела Сережу. Он, как всегда, ждал меня под горкой и с удивлением смотрел на огромный розовый цветок. Цветок вырос! Он стал настоящим!
Я засмеялась и помахала Сереже рукой. Сережа поднял голову и посмотрел мимо меня.
- Смотри, я научилась летать! А второй цветок? Он тоже вырос? Давай посмотрим? – спросила я и полетела к храму.
У храма стояли несколько старушек и батюшка. Они с изумлением смотрели на клумбу, в середине которой всего за одну ночь вырос огромный розовый цветок.


© Copyright: Елена Живова, 2010
 proza.ru›2010/02/17/1374