До встречи!
Памяти монахини Евгении (Мавринской)
Нина Павлова
Монахиня Евгения (Мавринская)
3 января 2014 года – 40 дней со дня кончины монахини Евгении (Мавринской). Резкой она была на язык и казалась иным неприветливой. А после ее смерти открылось, какой же отзывчивой она была на чужую беду.
Пенсионерка Людмила Гайдукова рассказывала, как в ее доме случился пожар:
– Стою я в отчаянии на улице, все сочувствуют, но руку помощи не протянул никто. А мать Евгения привела меня в свою келью, накормила, утешила. Потом уложила спать на свою кровать, а сама легла на полу.
А вот рассказ иконописца Наталии:
– Несколько лет назад я упала в обморок, и из меня полилась черная кровь. Диагноз врачей был неутешительным: рак в четвертой стадии, а это предвещало скорую смерть. И тут меня взяла под свою опёку мать Евгения, а она, поверьте, умела бороться. Возможно, не к месту, но приведу такой случай. Паломники, побывавшие в Иерусалиме, рассказывали, что они смогли приехать к Овчей купели только вечером, когда ворота уже были закрыты и посетителей не пускали. Мать Евгения постучалась в ворота. На стук выглянул монах и замахал руками, прогоняя посетителей прочь. Но мать Евгения уже успела протиснуться в створку ворот и с такой горячностью упрашивала монаха, что тот посочувствовал и пропустил их группу к благодатной купели. Сам по себе это мелкий случай, но свидетельствующий о главном: монахине Евгении был чужд грех теплохладности. И с такой же горячностью она боролась за меня. Дозвонилась до замечательного врача и устроила меня в такую хорошую клинику, куда просто так, «с улицы», трудно попасть. Конечно, были две операции, но в итоге смерть отступила. Слава Богу, жизнь продолжается. Я по-прежнему пишу иконы для Оптиной, а весной побывала в Иерусалиме.
Мне же у гроба почившей монахини вспомнилось, как умирала моя любимая подружка Галина. В 50 лет она была такой жизнерадостной красавицей, что пылкие юноши влюблялись в нее, предлагая руку и сердце. И вдруг инсульт с таким тяжелым поражением головного мозга, что врач сказал:
– Смерть в ее состоянии всё же лучший выход. А если выживет, то будет уже не человеком, а «овощем». Кому она такая нужна?
– Мне нужна, – сказала мать Евгения. – Я для Галюшки сделаю всё.
Больница у нас в райцентре бедненькая, с лекарствами проблема. И мать Евгения, фармацевт по специальности, организовала живую цепочку помощи: в Москве ее друзья доставали самые лучшие и порой дефицитные лекарства для Гали. Потом везли их к междугороднему автобусу, а мы встречали эти автобусы в Козельске и мчались на такси с лекарствами в больницу. Помню, одна ампула такого лекарства стоила шесть тысяч, и все затраты, как выяснилось позже, мать Евгения взяла на себя.
Монахиня Евгения (Мавринская)
В реанимацию к Гале никого не пускали. В воскресенье «по недосмотру медперсонала», как гневно выразился врач-атеист, иеромонах Варсонофий смог пройти к Галине и соборовал ее. Потом он еще дважды приезжал в больницу со Святыми Дарами, чтобы причастить Галину, и его не только не пустили к умирающей, но довольно грубо выпроводили прочь. Никаких икон, «попов-мракобесов», и для борьбы с «мракобесием» с умирающей христианки Галины сняли нательный крест.
Мать Евгения дозвонилась тогда до министра здравоохранения и достала копию приказа, обязывающего врачей пропустить священника к умирающей.
Иеромонах Варсонофий рассказывал потом о необычайном происшествии в реанимации. Он приехал к Гале, когда та была без сознания, пребывая в коме все эти дни. Отслужил он молебен у ее постели, и вот воистину чудо – Галина открыла глаза и смогла исповедаться и причаститься в последние часы своей жизни. Для нее, всем сердцем возлюбившей Христа, это было, я знаю, большим утешением.
А еще мать Евгения очень любила цветы. Увидит цветок и радуется, как ребенок. Вот и прошу Ларису Летунову, раз уж всё равно поедет в Оптину мимо цветочного магазина, купить для меня розы, чтобы принести их на отпевание монахини Евгении.
– Сколько роз купить и каких: красных или белых? – спрашивает Лара.
– Самых красивых, побольше. Самое главное, чтобы было четное число.
– Почему четное?
– Так положено. Для живых – нечетное число роз, а для усопших – четное.
– На словах мы исповедуем: «У Бога все живы», – говорит Лариса. – А сами верим, что усопшим, как мертвецам, надо приносить именно «покойницкое» число роз. Какие же мы христиане с этим «покойницким» обрядоверием? Я лично всегда приношу на отпевание цветы с живым нечетным числом.
Именно так мы с Ларисой и поступили. Конечно, «покойницкое» число – это мелочь и всего лишь дань обрядоверию. Но именно такие мелочи нередко разрушают связь мира дольнего с миром горним.
На отпевании храм утопал в розах и едва вмещал всех желающих. Торжественно пел хор, и душа понимала: «Бог не есть Бог мертвых, но Бог живых» и все мы однажды встретимся в Царствии Небесном.
– До встречи, мать Евгения! – говорю я монахине, давая ей последнее целование.
До встречи, мои хорошие, в той бесконечной прекрасной жизни, где «несть болезнь и печаль». И даруй нам, Господи, прежде конца покаяние. Дай оставить после себя добрые дела, чтобы люди помолились о нас, грешных, так же искренне и сердечно, как молились они о монахине Евгении. Иные даже особо отмечали, что Господь призвал к Себе монахиню в день чествования иконы Божией Матери «Милостивая», потому что милостивая она была.
Нина Павлова
3 января 2014 года
pravoslavie.ru›put/67247.htm…